Александр Етоев - Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов

Читая, например, книгу про работу экспедиции Толля (В. Синюков. «А. В. Колчак как исследователь Арктики»), постоянно встречаешься с фактами привлечения к научной работе политических ссыльных. Вот некоторые примеры из книги В. Синюкова:

Заведующий городским музеем в Якутске Павел Васильевич Оленин — политический ссыльный (Здесь и далее курсив мой. — А.Е. ) — по просьбе Колчака включился в работу по транспортировке вельбота из Тикси к мысу Святой Нос.

Э. Толль пригласил Воллосовича в качестве начальника вспомогательной партии для изучения четвертичных отложений и организации продовольственных баз на Новосибирских островах по пути следования Русской полярной экспедиции на юг в случае гибели судна… После обследования Новосибирских островов на «Зарю» Воллосович вернулся со вспомогательной партией, в которую входили ссыльный студент естественник Ционглинский, ссыльный технолог Бруснев и каюры-промысловики…

От себя добавлю, что геолог К. А. Воллосович когда-то был тоже политическим ссыльным.

В советские времена ссыльным было не до занятий фольклором народов Севера. Им страна вложила в руки кайло, лопату, огородила их от внешнего мира колючей проволокой, поставила вышки со сменяющейся охраной, вырастила для них в питомниках специальных собак — словом, сделала все возможное, чтобы личный полезный труд сливался с трудом республики.

Кажется, это Солженицын пишет в «Архипелаге», что только ленивый не бежал из дореволюционной ссылки. Не ленивый, а профессиональный революционер-фанат, потому что нормальному человеку на Севере лениться просто не было времени. «Рыбы ловили на каждого в год пудов 60, дров выставляли, в общем, до сотни кубов. Все своими собственными белыми ручками, — кого же заставишь?» — пишет Тан-Богораз о жизни ссыльных на Колыме в конце 80-х — начале 90-х годов XIX века.

За 71 год своей беспокойной жизни В. Г. Богораз (Тан — литературный псевдоним, которым автор подписывал свою беллетристику, научные же работы он подписывал настоящим именем, впоследствии прибавив и псевдоним) сделал для науки и литературы столько, что трудов этих хватило бы на целый научный коллектив какого-нибудь современного института. Большое исследование о чукчах, изданное сперва по-английски, а затем, в 1934 году, по-русски, сделало автора классиком мировой этнографии. Романы Тана — «Восемь племен», «Жертвы дракона», «Воскресшее племя» — переиздаются и читаются до сих пор. Все это рукотворный памятник герою XX века писателю и ученому Владимиру Германовичу Тану-Богоразу, да останется его имя в вечности!

Натолкнувшись в книжке на выражение «звягливый граф», я подумал: ну, блин, Звягин дает, уже производными от своей фамилии великий и могучий замусорил. Так ведь каждый… я, например, поставлю в свою повесть или в роман какого-нибудь «етоистого майора», тешась неприличной надеждой, что вдруг такая наглость сработает и не подозревающий подвоха читатель включит мою хамскую отсебятину в свой языковой обиход. Но залезши для порядка в словарь, обнаружил, что «звягой» раньше называли человека шумного, взбалмошного, эксцентричного, короче — такого, как писатель Евгений Звягин, когда он выпивши.

Книжку же, изданную в «Красном матросе», эксцентричный писатель Звягин написал про такого же, как он сам, эксцентричного и шумного графа Федора Ивановича Толстого, прозванного при жизни Американцем. Из книги мы с изумлением узнаем, что не кто иной как вышеупомянутый граф был первым в России человеком, заведшим на теле татуировку. А еще он в стихотворном запале наше всё, Александр Сергеича, назвал Чушкиным вместо Пушкина, ответив таким остроумным способом на оскорбительный выпад первого из хрестоматийного «Послания к Чаадаеву» («Развратом изумил четыре части света…» и т. д.). И вообще он был картежник и хулиган, его даже с корабля ссадили во время кругосветного путешествия — за хулиганство и сожительство с обезьяной, — и он из земли Камчатки добирался до столицы на перекладных, как какой-нибудь персонаж Жюля Верна.

Книжка издана по-матросски, с любовью и с картинками Василия Голубева, повторяющими силуэтную графику, популярную в александровскую эпоху.

P.S. К вопросу об эксцентричности писателя Евгения Звягина. 5 января 2001 года на вечере, посвященном 10-летнему юбилею арт-галереи «Борей», писатель Е. Звягин был награжден банкой квашеной капусты «за активное противодействие антиалкогольной политике „Борея“». Комментарии, как говорится, излишни.

P.P.S. В томе изданных писем Сергея Довлатова в письме в Россию, адресованном не помню кому, Довлатов спрашивает у этого, не помню кого: «Как там Звягин?» Это единственное упоминание Довлатовым имени писателя Звягина, чем последний очень гордится.

Знаете, что такое базар фуфлометов? Это Государственная Дума Российской Федерации на языке уголовного мира. А бурса красных мастурбаторов? Высшая партийная школа при ЦК КПСС. Эти и другие слова и выражения вы найдете в приложенном в конце книги Д. С. Балдаева небольшом словаре. Словарь этот, хоть и небольшой, зато толковый и поучительный. И — неожиданно — актуальный и современный.

Но главное, конечно, сам альбом-каталог нательных произведений живописи.

Татуировки, любовно воспроизведенные в книге, так же любовно прокомментированы. Например, татуировка с Юдифью, попирающей голову Олоферна, комментируется так: «Носитель татуировки, осужденный по ст. 152 УК РСФСР 1926 года за неуплату алиментов на два года лишения свободы, изобразил в сюжете себя и свою жену, подавшую на него в суд и добившуюся его заключения. После отсидки, по его словам, ему уже больше никогда не придется ходить в загранплавание, отныне на всю оставшуюся жизнь его уделом будет „болтаться в каботаже“, т. е. работать на невизированных судах прибрежного плавания».

Вообще комментарии к татуировкам — это своего рода Малая Советская Энциклопедия с краткими сведениям: кто, где, за что и когда оттянул свой тюремно-лагерный срок.

Для любителей литературы здесь тоже найдется кое-что интересное, потому что среди множества нательных изображений нередки и сюжеты литературные. К примеру, старик Хоттабыч (№ 243, «совершил преступление под влиянием наркотиков»). Или портреты популярных на зоне поэта Сергея Есенина (№ 227) и писателя Льва Толстого (№ 228).

Есть в альбоме татуировки, копирующие произведения живописи, — тот же сюжет с Юдифью по картине Джорджоне, или же васнецовские «Три богатыря», или его же «Аленушка» и «Иван-царевич на сером волке».