Александр Етоев - Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов

Ну чем не рыцарь печального образа ослик Иа-Иа из Винни-Пухова окружения?

Почему в Нарнию путь открыт только детям? Потому что вера есть обличение вещей невидимых, а дети умеют и из песка в песочнице построить сказочную страну, и из простого куска коры — Колумбову каравеллу. Девочка Люси из «Принца Каспиана» видит волшебного льва Аслана, другие его не видят. Вот это место из повести:

— А остальные тебя увидят?

— Не сразу, не сразу, — отвечал лев. — Может быть, потом.

— Они же мне не поверят!

— Это неважно, — сказал лев. — …Ступай, разбуди своих товарищей и вели им следовать за тобой. Если же они откажутся, тебе придется идти одной.

Нарния — это мир иной. Даже на поверхностный взгляд, здесь все проникнуто библейской символикой. Есть здесь и райский сад с древом познания добра и зла, есть и змей искуситель. Есть Ветхий завет и Новый. Венчают книгу суд над грешниками и нарнийский Армагеддон — Нарния погибает. Но поражение Нарнии оборачивается ее победой. Верные попадают в рай. Рай — это та же Нарния, не замутненная злобою и коварством. Конец печальный и светлый. Во внешнем мире герои последней повести погибают, в волшебном царстве Аслана они продолжают жить.

Главное в книге Льюиса — это воспитание в человеке веры.

Как известно, чем больше маленький человек тянется вверх, тем меньше предметы внешнего мира, которые его окружают. Другое дело — предметы веры.

— Аслан, — сказала Люси, — ты вырос!

— Это потому, что ты стала старше, — отвечал он.

— А ты?

— Я такой же, как был. Но с каждым годом ты будешь взрослеть, и я буду казаться тебе все больше.

То, что заложено в человека в детстве, с возрастом преумножается и растет. Вот мысль, которую раскрывает Льюис.

Сила слова уже есть чудо. А слово праведное сильнее стократ. Оно, как божественный голос льва, возрождает на Земле жизнь.

Аслан вдруг поднял голову, тряхнул гривой и зарычал. Звук подымался и креп, покуда от него не задрожали земля и воздух. Он плыл над всей Нарнией, и побледневшие от страха солдаты хватались за оружие. А еще ниже, из ледяных вод Великой реки показались головы и плечи нимф, а за ними — огромная бородатая голова речного бога. За рекою, в полях и лесах, кролики вылезли из нор и подняли свои чуткие уши, птицы вытащили из-под крыльев свои сонные головы. Заухали совы, затявкали лисы, заворчали сурки, заколыхались деревья… А далеко на западе, проснувшись от львиного рыка, выглядывали из темных ворот своих замков горные великаны.

И позвольте закончить этот краткий рассказ о Нарнии словами героя одной из повестей цикла — квакля-бродякля, существа непонятной полулягушачьей породы, но преданного и достойного уважения:

Допустим, мы и впрямь увидели во сне или придумали — деревья, траву, солнце, луну и звезды, и даже самого Аслана. В таком случае вынужден заявить, что наши придуманные вещи куда важнее настоящих. Предположим, что эта дыра — ваше королевство — и есть единственный мир. В таком случае он поразительно жалкий! И если подумать, выходит очень забавно. Мы, может быть, и дети, затеявшие игру, но, выходит, мы, играя, придумали мир, который по всем статьям лучше вашего, настоящего. И потому я — за этот придуманный мир. Я на стороне Аслана, даже если настоящего Аслана не существует. Я буду стараться жить, как нарниец, даже если не существует никакой Нарнии.

Калужский мечтатель Циолковский уже в 14 лет от мечты приступает к делу и сооружает свой первый, пока еще игрушечный, бумажный аэростат и надувает его водородом. В 16 лет он производит расчеты, каким должен быть воздушный шар с металлической оболочкой и с людьми на борту. На основании этих расчетов ученый делает в 1900 году доклад в московском Техническом обществе, тема доклада: «О построении металлического аэростата». После управляемого дирижабля Циолковский приступает к разработке и расчетам полетов управляемых ракетных снарядов, способных преодолевать притяжение Земли. Он придумывает ракетные поезда — соединение нескольких реактивных приборов, последовательно отделяющихся друг от друга, чтобы сообщить единственному оставшемуся необходимую для выхода в космос скорость.

Следующим этапом творчества Циолковского было создание проекта небесного дома-коммуны для возможности жизни в космосе.

Задумывается ученый и о проблемах Земли. Он создает глобальный перспективный план переустройства планеты. Океаны он предлагает укротить и подчинить человеку с помощь строительства гигантского плота во всю длину береговой линии и постепенного наращивания площади этого плота все дальше от берега. Таким образом уменьшится испаряемость и, соответственно, уменьшится облачность. За счет этого повысится средняя температура планеты, и не только умеренные, но и полярные страны будут иметь нормальную температуру воздуха. На плотах будет процветать земледелие, а население Земли увеличится до 5 биллионов человек.

Не менее грандиозный план предлагает ученый для преобразования суши планеты.

Даже сейчас многие замыслы и идеи ученого представляются научной фантастикой. Что же говорить о тех временах, когда Циолковский пытался донести их до умов современников. Тогда на него смотрели как на безумца и долго вертели у виска пальцем, когда ученый покидал очередной начальственный кабинет.

Все мы читали про такое странное явление, как «англицкий», а позже и «русский сплин». Сплин был моден и по сути не был болезнью, как об этом говорили врачи. Хотя от него лечились, ездили на воды, путешествовали в желании развеяться и прочистить себе легкие и мозги свежим ветром гор и морей.

Главная проблема, породившая явление «сплина», конечно же, философская. Бог, несправедливо устроивший нашу земную жизнь, и наша земная жизнь, несправедливо устроенная Господом Богом. Выход из состояния сплина многие искали в вине, другие (например, Байрон и декабристы) — в революции против существующей власти, третьи — в вере. Искали и находили. Или не находили.

Петр Яковлевич Чаадаев, друг и юношеский наставник Пушкина, тоже прошел все стадии этой философской болезни. И выбор, чтобы от нее излечиться, остановил на вере. При этом и здесь показал свое всегдашнее вольнодумство — выбрав не православие, а католичество.

Во всей истории XIX века Чаадаев был фигурой страннейшей. За публикацию «Философического письма» высочайше объявленный сумасшедшим, он как бы ушел в подполье, но тем не менее оказывал на всех окружающих особое магнетическое влияние. И либерал, и консерватор одновременно, человек, напрочь отвергающий силу в решении политических вопросов, тем более силу революционную. И тем не менее вошедший в историю русского либерализма как один из виднейших его представителей.