Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

Если, однако, они упрямо будут стоять на своем, если они ударятся в крайности — ну что же, тогда надо с ними покончить. Это было бы великолепно — революция скептиков, революция равнодушных, которые возмутились! К оружию! На баррикады! Нас тридцать пять против одного, нам достаточно выйти на улицы, чтобы их раздавить. Никаких республиканцев, никаких легитимистов, никаких бонапартистов, одни только свободные граждане, которых слишком много терзали и которые решили постоять за себя! О, счастливая нация!

Хотят, чтобы литература воевала с политикой. Они и всегда-то не очень ладили между собой, и, право, не худо бы покончить с этой ссорой. Вот я и скажу, почему мы, писатели, с таким большим презрением относимся к политикам, — как к преуспевающим честолюбцам, так и к неудачникам, которые бесятся от ярости.

Мы горды тем, что пребываем в сфере чистой мысли — единственного, что в мире абсолютно, тогда как они ведут жалкие распри из-за вещей преходящих, подстегиваемые всякого рода обстоятельствами, вынужденные хитрить, совершать глупости и пускаться на преступления. Но это утверждение было бы туманно, если бы я не подкрепил его примером.

Присмотримся к фактам.

В великом множестве писаний, которые на меня навалили, есть статья г-на Поля де Кассаньяка, из которой я смогу почерпнуть важные доводы.

Статья эта очень меня поразила. Это единственная из всех, которая действительно что-то значит, ибо она написана человеком большого темперамента. Я люблю людей упрямых, мнения которых прямо противоположны моим. С ними, по крайней мере, знаешь, как себя держать. Здесь не может быть никакого лицемерия, и сразу же переходишь к сути дела.

Итак, в представлении Поля де Кассаньяка политический деятель — это храбрый малый, отлично владеющий оружием; он все время настороже, — чуть что, и он подставляет своим противникам грудь; политический деятель, с его точки зрения, достоин власти только тогда, когда он захватил ее с оружием в руках и потом зорко ее стережет; так в золотой век дилижансов романтические грабители отнимали чужие чемоданы и потом стерегли их.

Вот это называется понять, что такое политика! В сущности, это может быть единственно серьезное ее понимание. Но мне хотелось бы знать, что думают об этой теории республиканцы, которых г-н Поль де Кассаньяк берет под защиту, подобно тому как хорошо воспитанный дуэлянт после дуэли посылает своему противнику визитную карточку. Полюбуйтесь: политические деятели, как умеренные, так и крайние, объявляются «надеждой страны», потому что первые душат Францию, а вторые дожидаются минуты, когда она испустит последний вздох, чтобы высосать из нее кровь. Никогда еще республиканцам не наносили такого удара. Вот уж поистине медвежья услуга! Выходит, их доблесть в том, что они умеют драться и готовы в подходящую минуту всадить нож в горло Франции. О, великий боже! Где же бессмертные принципы и что им остается делать на могильных плитах самых высоких идей: Свободы, Равенства, Братства?

Господин Поль де Кассаньяк считает, что главное в политическом деятеле — это характер. Не говорите ему о таланте. Что толку в таланте? Человек талантливый — это какая-то мокрая курица, он выделяется среди всех своим особенно жалким видом. В политике мыслители только вредят, тут нужны солдаты. Если вас втянули в политику, вы можете быть дураком, лишь бы у вас были крепкие кулаки. Незачем ходить в школу, занимайтесь лучше в гимнастических залах, учитесь фехтовать. Разумеется, будучи наблюдателем, будучи романистом-психологом, я большое значение придаю силе характера. Только железный характер — понятие весьма расплывчатое; надо сначала договориться о том, что скрывается за этими словами, надо все хоть сколько-нибудь уточнить. Троппман — это был железный характер. Абади — тоже. Вот молодцы, которые знали, чего хотят, и, не раздумывая, шли до конца. Они просто рисковали головой, как всякий политик, и если мне позволят распространить мое сравнение, я скажу, что между ними и каким-нибудь завоевателем разница только в широте арены и в аппетите. Вместе с тем согласитесь, что хотя Троппман и Абади — люди железного характера [1] Троппман Жан-Батист — уголовный преступник, казненный в 1870 году за убийство и грабежи. Абади — главарь банды молодых грабителей и убийц, суд над которой состоялся в 1880 году. , политики из них все же вышли бы странные.

Вот что я хочу сказать: если за силой характера не стоит таланта, — иначе говоря, интеллекта и развитого логического мышления, — человек остается скотиной, и притом опасной, способной самоотверженно воровать и убивать. Сильный человек в лучшем смысле слова — не тот, кто только хочет и может, ибо таковы все бандиты, а тот, кто хочет и может, вдохновленный талантом, кто способен создать нечто истинное и справедливое. На всех вершинах пылает светильник разума; без него не может быть великого человека.

Господин Поль де Кассаньяк утверждает, что, если бы его «человек железного характера» отнимал власть на большой дороге, он пристрелил бы меня, как зайца. Допустим! Он пристрелил бы меня, а дальше? Это была бы всего-навсего лишняя капля крови, пролитая человеческой глупостью. Но человек железного характера не сделался бы от этого сильным духом. И, умирая, я крикнул бы ему: «Никакой ты не сильный, ты самая обыкновенная скотина!»

Словом, я вижу, во что превращается этот спор. Это спор чернил и крови.

Господин Поль де Кассаньяк, который выставляет себя политическим деятелем, глубоко презирает наши чернильницы. Что за подлый люд! Они макают пальцы в чернила и бросают чернильницами в головы воинов! Ну и хамское же отродье! В былые времена таких били палками. И он обращается с нами как с Вадиусом [2] Вадиус — персонаж комедии Мольера «Ученые женщины», лжеученый педант. Матамор — комический персонаж французского театра, заимствованный из испанской народной комедии: хвастливый и тупой вояка. . Подумать только! Мы могли бы назвать его Матамором, и с нас хватило бы классических параллелей.

Но вопрос более серьезен. Мое дело — отнюдь не забавляться, скрещивая перо со шпагой, мое дело — говорить правду, когда это в моих силах.

Прошу вас, скажите мне, какая империя окрепла от пролитой крови? Что сталось с победами, которые одерживались мечом? Где империя Александра? Где империя Карла Великого? Где империя Наполеона? Потоки крови оросили землю, но ни одна идея не созрела от этого быстрее. После каждой войны земля пустеет на долгие времена. Там, где пролилась кровь, ничто не растет, и поля сражений прокляты и отравлены — дыхание чумы распространяется оттуда на соседние города.