Владимир Стасов - Двадцатипятилетие бесплатной музыкальной школы

Должности секретаря и библиотекаря исполняли, в разное время: гг. Лазарев (бывший секретарем еще при Ломакине), Старорусский, Берман, Попов, Онуфриев, Наумов, Исполатовский, Буслаев.

Во время Ломакина главным преподавателем был он сам. Помощниками его были: его младший брат Степан Якимович Ломакин, учителя гг. Барышев (в младшем классе), Алабышев и Коноплев (в старшем). После выхода Ломакина из Бесплатной школы, в 1868 году, учителями были: гг. Барышев, Алабышев, Коноплев, Брянский, Бер-ман и Рубец, г-жа Садовникова. Короткое вре?я состоял при Бесплатной школе учителем также и г. Помазанский.

Кто, как я, присутствовал на всех концертах Бесплатной школы, знает, что с тех пор, как Балакирев остался один распорядителем их, они еще более возвысились в своем составе. Исчезло остальное слабое или бесцветное, что еще иногда появлялось в концертах школы, вследствие личных вкусов Ломакина (не всегда достаточно строгих и очищенных), исчезло то, что в хоровом исполнении, не взирая на общее превосходное исполнение Ломакина, бывало у него иногда излишне сладко и изнеженно. Как состав концертов, так и выполнение в них стали теперь еще выше, правдивее, могучее, горячее и энергичнее. Эти именно качества и заставили Русское музыкальное общество пригласить Балакирева управлять концертами общества, после того, как А. Г. Рубинштейн, осенью 1867 года, рассорился с обществом и покинул его (это событие произошло, как тогда писал в «Голосе» критик Ростислав, вследствие «абсолютизма и деспотизма Рубинштейна»). Балакирев имел несколько искренних друзей и поклонников среди дирекции Русского музыкального общества. Главным был Кологривов, который всего более способствовал приглашению его в общество. Но они вдвоем не могли переделать всех, не могли создать у массы новый образ мыслей, не отсталый и не темный. То, что Балакирев начинал и выполнял в своей Бесплатной школе, то он начал было проводить в концертах и вообще музыкальной деятельности Русского общества. Тут уже началось против него восстание по всей линии. Кто и молчал до тех пор и про себя негодовал, поднял голову и стал протестовать из всех сил. В сезон 1867–1868 года концертами Музыкального общества дирижировал, поочередно с Балакиревым, Берлиоз. Он от всей души полюбил юного своего товарища, высоко ценил его талант и дирижерство и, уезжая, подарил ему свою капельмейстерскую палочку. И что же? После его отъезда враги Балакирева в музыкальном обществе вздумали воспользоваться великим французским музыкантом и его авторитетом, для того чтобы низвергнуть Балакирева. Вздумали призвать из Германии какого-то совершенно ничтожного, бездарного капельмейстера Зейфрица, чтобы им заменить Балакирева, которого решили вытеснить вон. И вот Берлиоз написал мне тогда: «Я получаю письма из России и Германии, где с меня требуют вещей невозможных. Хотят, чтобы я сказал много хорошего про одного немецкого артиста (Зейфрица), но с тем, чтобы я худо отозвался об одном русском артисте (Балакиреве), который, напротив, имеет право на величайшие похвалы. Что это за чортов народ?» (Письмо от 21 августа 1868 года, теперь уже напечатанное «Переписке» Берлиоза). Эти и другие подобные же интриги и злостное доброжелательство кончились тем, что Балакирев должен был окинуть Русское музыкальное общество в начале весны 1869 года. Это не могло не возмущать до глубины души истинных музыкантов, и Чайковский напечатал в «Современной летописи» (1869, № 16) статью, где говорилось: «…Балакирев заявил себя в высшей степени энергическим деятелем на поприще собственно русской, музыки. Указывая на Глинку, как на великий образец чисто русского художника, Балакирев проводил своею артистическою деятельностью ту мысль, что русский народ, богато одаренный в музыке, должен внести свою лепту в общую сокровищницу искусства… Балакирев был незаменимо-полезный член Русского музыкального общества. Он издал превосходный сборник русских народных песен, открыв нам в этих песнях богатейший материал для будущей русской музыки. Он познакомил публику с великими произведениями Берлиоза. Он развил и образовал несколько весьма талантливых русских музыкантов, из коих, как самый крупный талант, назовем Н. А. Римского-Корсакова. Он, наконец, дал возможность иностранцам убедиться в том, что существует русская музыка и русские композиторы, поставив в однохм из музыкальнейших городов Западной Европы, в Праге, бессмертную оперу Глинки „Руслан и Людмила“…»

Оркестровое исполнение Балакирева Чайковский называл «отличным», хор — «хорошо обученным». Потом продолжал:

«Но каково было удивление русской публики, когда она узнала, что дирекция Русского музыкального общества находит деятельность Балакирева совершенно бесполезною, даже вредною, и что в капельмейстеры приглашен некто, еще незапятнанный запрещенною нашими просветителями склонностью к национальной музыке. Не знаем, как ответит петербургская публика на столь бесцеремонное с нею обхождение, но было бы очень грустно, если б изгнание из высшего музыкального учреждения человека, составлявшего его украшение, не вызвало протеста со стороны русских музыкантов. Наш скромный голос есть в настоящем случае выразитель общего всем русским музыкантам тяжелого чувства… Балакирев может сказать теперь то, что изрек отец русской словесности, когда получил известие об изгнании его из Академии наук: „Академию можно отставить от Ломоносова, но Ломоносова от академии отставить нельзя“.

Со своей стороны я, хотя и не музыкант, тоже говорил тогда в «С.-Петербургских ведомостях»:

«Немецкая музыкальная партия у нас торжествует; русская, с Балакиревым во главе, унижена, отвергнута… Балакирев пал жертвой немецкой рутины и незнания. Каких только бездарностей не выдвинули против него, чтоб заменить его или ратовать против него в печати. Ни талант, ни знание, ни самые горячие, чудесные стремления — ничто не помогает. Но авось когда-нибудь и на немецкую музыкальную партию придет управа».

Сторонники ретроградства и консерватизма ликовали. Серов писал, отвечая мне (в «Голосе», 1869, № 145): «Нет у нас никакой партии, ни русской, ни немецкой, а есть гнездо самохвало-интриганов, которые хотят орудовать музыкальными делами для своих личных целей, отстраняя высшие цели искусства на задний план. Падение Балакирева, а вместе с ним и его „лагеря“ — дело вполне логичное и справедливое». Другой тогдашний критик, Ростислав, восклицал, также отвечая мне: «Не немецкая враждебная партия сгубила Балакирева, а сгубил его и вконец скомпрометировал тот же кружок, который превозносил его через меру и не дозволял ему подчиняться законным требованиям Русского музыкального общества (на счет необходимости большого классицизма). Можно ли вручать участь концертов Музыкального общества человеку, который заведомо принадлежит и поддерживается кликою разрушителей?» Этот самый Ростислав устроил даже при Русском музыкальном обществе особый комитет, который должен был «противиться зловредному наплыву людей, отрицающих пользу музыкальной науки (!) и уничтожающих все авторитеты в музыке». Но Балакирев и не думал «падать», «погибать». Выйдя из Русского музыкального общества, как среды, вовсе ему не свойственной и не подходящей, он с прежним жаром и энергией продолжал вести дело Бесплатной школы. На свой выход из Русского музыкального общества он отвечал целою сериею абонементных концертов Бесплатной школы в сезоны 1869–1870 и 1871–1872 годов, — концертов, которые все были посвящены исполнению величайших созданий новой русской и новых европейских школ. И один из самых коренных противников новой русской музыки и новых русских музыкантов, Ларош, должен был признаться («Голос», 1874, № 18), что от 1865 до 1870 года «кружок Бесплатной школы сделал огромные успехи в отношении кредита и влияния… Враждебность театрального ведомства удесятерила обаяние и популярность кружка…» Могло ли оной быть иначе, когда и сам Балакирев в этот период возмужал и вырос во всю свою величину, да с ним выросли и поднялись во всем могуществе и красоте своего таланта его товарищи, еще так недавно бывшие только его учениками: Кюи, Мусоргский, Римский-Корсаков, Бородин, т. е. все те люди, которыми гордится новая русская музыка! В начале 60-х годов они только принимались за свое дело; теперь они были уже могучие, пышно расцветшие таланты, чьи великолепные произведения наполняли теперь концерты Бесплатной школы. Могло ли оно также быть иначе, когда один из них, Кюи, с талантом композитора соединял талант музыкального писателя, критика и своими бесчисленными фельетонами в «С.-Петербургских ведомостях» в продолжение второй половины 60-х годов и целой первой половины 70-х годов (1864–1874) с талантом, блеском и энергиею сражался за русскую музыку, русских композиторов и Бесплатную музыкальную школу и старался водворять истинные, здоровые музыкальные понятия.