Владимир Стасов - Нынешнее искусство в Европе

Но среди неудачных созданий немецкой скульптуры я укажу на некоторые исключения, которые «настоящими художниками», людьми настоящего скульптурного дела, быть может становятся просто ни во что и признаются разве что сносными игрушками, а мне кажутся, как английские группы, выше у меня рассказанные, зачатками новой, истинно нужной нам теперь скульптуры. Во-первых, я укажу на большую группу, отлитую из серебра венским серебреником Германом и назначенную для украшения каких-нибудь поставцев в парадной зале или торжественных обеденных столов. Таких групп бывало прежде всегда много во французских и английских отделах всемирных выставок. Четыре стороны этого маленького монумента заняты сценами из народной сказки «Dornröschen», и тут, среди средневековой архитектуры и кустов зелени, являются охотники, графы, пажи, графини, повара, воины, собаки, кошки — все как требует сказка, но с бесконечным юмором, трагичностью, грацией, красотой. Это современная живопись-жанр, перешедшая в скульптуру. Мне эта группа так понравилась, по современности и новости своего направления, что я записал имена всех работавших над нею: сочинил ее скульптор Е. Фух, лепил Иоганн Пордорф, чеканил Карл Вашман, составил пьедестал и архитектурную обстановку Иозеф Шейб. Другие подобные же группы, тоже серебряные, тоже очень художественные и изящные по-нынешнему, по-новому, я нашел в отделе Виртембергского королевства. Они, впрочем, уступали группе Германа. Выполнены они были серебреником города Гельброна, Брукманом, и представляли сцены из сказки «Семь воронов», по композициям Швинда.

У датчан недурна (хотя и классична) статуя профессора Иерихау «Бой охотника с пантерой»: в ней довольно много энергии и красивых линий. У швейцарцев — манерная и несколько искаженная, вроде стиля-рококо, но необыкновенно сильная по движению (особенно для женщины) «Медуза», с змеями в волосах, с судорожно сжатыми пальцами ног, с кручеными складками классической одежды, герцогини Кастильоне-Колонна, урожденной графини де'Аффри, из Фрейбурга. Ее же бюсты: «Абиссинский вождь», «Бианка Капелло» и «Мария Антуанетта», также свидетельствуют о значительном мужественном таланте, но мало изящны. Притом еще надо заметить, что как я ни радуюсь всегда примерам женской талантливости, но меня мало привлекли создания герцогини Кастильоне: во-первых, она, как и все остальные ее товарищи, не выходит за пределы скульптуры идеальной, т. е. ложной и праздной, а во-вторых, она не выражает собою никакой особенной национальной школы (что, конечно, есть всегда первое требование от художника): ее скульптура не более, как смесь мотивов и стиля французских с итальянскими.

Архитектура была довольно хорошо представлена на всемирной выставке, но не полно. Из трех архитектурных школ, идущих теперь вперед, и создающих новые формы: французской, немецкой и английской, последняя, можно сказать, вовсе не имела представителей в Вене, потому что нельзя же признать чем-то значительным те полдюжины рисунков, которые были высланы из Лондона и представляли только здания второстепенного достоинства (например, загородную виллу маркиза Вестминстера в Чешире, архитектора Уатергоуза; новое министерство юстиции в Лондоне, архитектора Стрита и т. д.). Они ничуть не давали понятия о том, что творит теперь новая английская архитектурная школа, очень значительная.

По-всегдашнему, всех богаче была Франция, и именно всего более ее «Специальная выставка города Парижа» — этот новый отдел, не известный еще ни на одной из прежних всемирных выставок и свидетельствующий о громадных силах, почине и деятельности современной Франции. Здесь выставлено было поразительно полное собрание рисунков, моделей и фотографий со всех значительнейших французских построек новейшего времени, с целыми томами отдельно переплетенных листов, содержащих художественные и технические детали. Тут были почти все парижские театры, в последнее десятилетие построенные заново (театры «Шатле», «Gaieté», «Водевиль», «Лирический»), множество ратушей, школ, церквей, синагог (в том числе большая новая синагога, которую архитектор Альдроф, еврей родом, строит на улице Побед, в древнееврейском стиле и в таких великолепных формах, что она, кажется, заткнет за пояс чудесную берлинскую синагогу), множество крытых рынков, составленных почти единственно из железа и стекла, больших городских фонтанов с громадными статуями и группами — все бесконечно разнообразные создания этой, по преимуществу, талантливой школы.

Между германскими архитекторами всего ярче выдаются теперь венские. Вена вся теперь в новых постройках, по большей части очень значительных размеров. Многое строится архитектурными обществами и компаниями, и потому часто видишь повторение одних и тех же приемов и мотивов, пускаемых в оборот просто гуртом; но все-таки новые кварталы, начиная с Кольцевой улицы (Ringstrasse) или большого бульвара, окружающего центральную часть Вены, покрылись теперь рядом великолепных зданий, настоящих дворцов, которым особую красивость и элегантность часто придают высокие кровли, кончающиеся во всю длину прорезным коньком. И вот рисунки этих-то новых зданий, музеев, частных домов, колоссальных отелей, занимающих целые кварталы, железнодорожных станций, барских дворцов, бань и т. д. занимают много места в австрийском отделе. Изредка встречаются тут также и остатки классических и академических приемов; но в большинстве случаев видишь попытки новой, современной, архитектуры, употребляющей много железа и стекла, много цветных украшений и даже золотых фонов на наружных фасадах, часто мозаику и живопись — и все это при отличных массах и расчленениях.

Впрочем, про многие из существеннейших сторон венской архитектуры я говорил уже выше: сами здания выставки, каменные и деревянные, являлись целой выставкой и примером австрийской архитектуры.

Из прочих германских школ всего более выставила, по части архитектуры, школа мюнхенская (впрочем, мало оригинальная), всего менее — берлинская, где все еще веруют в величие Шинкелей и Штюллеров и все еще продолжают строить в их несносном афинско-берлинском вкусе. Лучшим примером берлинского архитектурного направления может служить выбор, по конкурсу, ординарнейшего и казеннейшего проекта нашего Бонштедта для постройки здания рейхстага. Вообще говоря, в архитектуре, как и в остальных искусствах, пруссаки всегда представляют ужасно много неуклюжести и прозы и очень мало творчества. Грации и красоты — у них никакой. Впрочем, в Берлине начинается теперь движение к лучшему, что, кроме пассажа, доказывается и теми деревянными постройками венской выставки, которые одновременно с австрийцами сочиняли и прусские архитекторы.