Николай Брешко-Брешковский - Парижские огни (А. В. Руманов)

Это было давно, очень давно, а все-таки было…

В Петербурге был известен салон большой просвещенной барыни, Зои Юлиановны Яковлевой.

Кто только не посещал его, начиная от великих князей, артистических знаменитостей, красивых светских дам и кончая будущими знаменитостями в роде, например, вышедшаго из Императорскаго Училища Правоведения Н. Н. Евреинова…

Часто бывал у Яковлевой подвижной, румяный, ежиком остриженный университетский студент с умными, живыми, необыкновенно ярко-синяго цвета, глазами.

Говорил он цветисто, красноречиво и любил щегольнуть, – тогда на это была мода, – модернизмом слова и мысли.

Помню ого фразу, скупую, из двух слов.

– Филигранный Христос…

По тогдашним временам это было ново и смело.

О студенте заговорили. Им заинтересовались, его стали приглашать в другие салоны…

А через несколько лет он уже был петербургским представителем московской газеты «Русское Слово». Сытин души в нем не чаял и обставил его с невиданной в газетно-журнальном мире роскошью. Чуть ли не целый особняк на большой Морской, фаланга секретарей и такая же фаланга пишущих машинок…

Это было как говорится: «в коня корм».

Молодой представитель «Русскаго Слова» делал для газеты не только возможное, а и невозможное.

Столичная информация с проникновением в самыя заветныя сферы поставлена была на высоту небывалую.

Близость сытянскаго «резидента» с графом Витте открывала для «Русскаго Слова» богатыя возможности…

Но кто же он, этот маг и чародей, начавший с «филиграннаго Христа» в салоне Яковлевой и продолжавший не по дням, а по часам увеличивать значение и тираж московской газеты?

Аркадий Веньяминович Руманов.

Он дружил со всею русской литературой. Блок несколько раз весьма лестно отзывается о нем в своих воспоминаниях. Да и не только один Блок…

Руманов был, – да и остался таковым, – на редкость обаятельным человеком, человеком «в замше» в самом положительном значении этого слова. Мягкость, чуткость, отзывчивость… Он привлекал сердца и делал все, что мог, хлопотал, устраивал, помогал…

Грянула «великая, безкровная»…

Большевики, зная крупныя организаторския способности Руманова, а также и тонкое редакторское чутье его, предлагали ему сделаться у них едва ли не каким-то красным журналистическим папою, но он уклонился от роли газетнаго первосвященника у красных, не колеблясь, перешел в белый стан и очутился в Париже…

В эмиграции, он не зарыл в чужую землю организаторских талантов своих.

Официально занимая скромную должность личнаго секретаря Вел. Князя Александра Михайловича, Руманов в действительности был его вдохновителем, министром пропаганды и министром иностранных дел…

Если покойный великий князь сделал несколько блестящих «турнэ» по Америке, прочел там сотню, другую содержательных и весьма полезных лекций о России, выпустил ряд соответствующих книг и брошюр и в конце концов оставил после себя большой том захватывающе-прекрасных воспоминаний, то этим он всецело был обязан Руманову…

Бывший студент салона Яковлевой, сверкавший модернистическими парадоксами и молодым блеском ярко-синих глаз, спустя десятки лет остался таким же молодым и свежим. Когда он мог, он охотно и широко помогал эмигрантам-соотечественникам, не только содействием и протекцией, а и просто деньгами. В последствии, волею-неволею вынужденный сократиться и сжаться, он ни на один миг, однако, не прекращал благотворительной деятельности своей, уже правда, силою обстоятельств в более скромных пропорциях…

Многогранны связи Руманова, в самых разнообразных кругах. Он – свой человек в живой портретной галлерее французских писателей, он близок к знатному титулованному окружение короля Альфонса XIII, он ведет оживленную корреспонденцию с американскими финансистами, учеными, политическими и общественными деятелями…

К нему идут за советом, с его мнением считаются.

Свое влияние он употребляет сплошь да рядом, буде представиться только удобный на пользу России и русскаго дела…

Друзья пристают к нему:

– Вы близко знали и знаете столько русских и иноземных знаменитостей… Какия интересные воспоминания могли бы вы дать…

Журналист, столь же даровитый, сколь и… ленивый, Румянов внял наконец этим настойчивым голосам. Он приготовил к печати любопытнейшую книгу.

Да, это воспоминания, это встречи, это имена, одно громче другого, но не ищите в этой книге характеристик, установленнаго образца… вы их не найдете. Это – цепь таких же блестящих, как и сам Руманов, анекдотов…

В нескольких десятках строк, в живых диалогах, встают во весь рост Куллидж и Гувер, Яков Шифф, Витте, Милюков, Гучков, Дорошевич, священник Петров, Сытин, Фофанов, Василий Немирович-Данченко, Путилов, Теффи, Куприн, Бунин, Кугель, Рерих; Репин, Блок, Мережковский, Андрей Белый, Брешковский, Морис Декобра, Бриан, Пуанкарэ, Клод Фарер… Но не довольно ли и этого перечня?… Около двухсот имен вошло в книгу Руманова…

Такой «анекдотической» хрестоматии еще не было, пожалуй, ни у кого и никогда…

Ее ждут, просят для напечатания «кусочками», в виде легкой «артиллерийской подготовки»…

Руманов сумел примирить непримиримое: по натуре своей человек в высшей степени снисходительный, даже всепрощающий, он и человеческие «анекдоты» свои облек в такую же форму. Но ни пресности, ни слащавости нет и следа. Каждая строка интересна, волнует и захватывает…