Виссарион Белинский - Русские журналы

Конечно, во всех этих статьях пробивается усилие к характерному и дельному направлению, но все это еще не определенно, не резко. Среди самых дельных мыслей часто встречаются противоречия, заметно как бы борение двух противоположных учений.

В библиографической хронике «Отечественных записок» те же достоинства и те же недостатки. Достоинства: часто беспристрастные, дельные, хорошо написанные отзывы о сочинениях; недостатки: иногда дух парцияльности, иногда устарелость мнений и самого изложения их. Последнее случается реже и объясняется участием не одного, а многих лиц, в библиографической хронике. Первое же заслуживает особенный упрек. Зачем, например, так часто употреблять имена гг. Орлова (А. А.) и Булгарина (Ф. В.) нераздельно? – Это, во-первых, должно непременно обнаруживать, что «Отечественные записки» придают этим двум, конечно, примечательным лицам в нашей литературе слишком большую важность; а во-вторых, это может их взаимно возгордить одного на счет другого, в ущерб успехам нашей литературы {64}. В IV № «Отечественных записок» нас поразил ужасом отзыв о «Борисе Ульине», этом жалком произведении, обличающем в авторе его образцовую бездарность. И как будто издеваясь над памятью Пушкина, «Отечественные записки» хотят нас уверить, что автор оного «Бориса Ульина» был соблазнен легкими стихами Пушкина, не догадываясь, что легкие стихи Пушкина в то же время и очень тяжелы, так что надо иметь богатырскую силу, чтобы владеть ими, как собственным оружием. Но, впрочем, может быть, мы понапрасну горячимся: может быть, отзыв «Отечественных записок» – тонкая насмешка, для удостоверения в чем достаточно обратить внимание на стихи, которые выписаны в рецензии «Отечественных записок», как отличнейшие, тогда как в них смыслу нет. Вот они:

Хороша легкость! Суворов штыком мел французов перед собою, как пыль. Потешен, люб для ратной России рассказ булатной игры штыка… Нет, рецензия «Отечественных записок» не похвала, а тонкая насмешка {65}.

Особенное внимание заслуживает в «Отечественных записках» отделение, посвященное собственно на ознакомление русских с своим отечеством, во всех отношениях. И по содержанию и по изложению превосходны все статьи под рубрикою «Современная хроника России». К этому же отделению мы относим и любопытные статьи г. Каменского «Мастерские русских художников»: они писаны просто, благородно и знакомят нас с нашими сокровищами искусств {66}.

Об ученых статьях должно заметить, что они по большей части слишком исключительного содержания и притом чудовищно огромны. Гораздо больше нашли бы себе читателей статьи по части истории и естествознания, нежели по части физики и математики.

Отделение «Смеси» разнообразно и интересно. «Отечественные записки» имеют в этом отношении тот перевес перед «Библиотекой для чтения», что в их «Смеси» много оригинальных статей.

Теперь обращаемся к самому лучшему, богатейшему и блистательнейшему отделению «Отечественных записок» – к отделению «Словесности», в котором, по средствам «Отечественных записок» и отношению их к нашим литературным знаменитостям, с ними ни один из русских журналов не может соперничествовать. Пробежим сперва по блистательному списку оригинальных повестей в 5 № «Отечественных записок».

«Княжна Зизи» кн. Одоевского читается с наслаждением, хотя и не принадлежит к лучшим произведениям его пера. Даже можно сказать, что эта повесть и не выдержана: во-первых, странно, что такая глубокая женщина, как княжна Зизи, могла полюбить такого пошлого и гадкого человека, как Городков; не менее того невероятно, чтобы Городков, который в большей половине повести является человеком светски образованным, в конце повести мог явиться провинцияльным подьячим самого подьяческого тону. – Отрывок из романа «Вадимов» Марлинского – фразы, надутые до бессмыслицы. «История двух калош», повесть графа Соллогуба, – лучшая повесть в «Отечественных записках» и редкое явление в современной русской литературе. Прекрасная мысль светится в одушевленном и мастерском рассказе, которого душа заключается в глубоком чувстве человечестности {67}. Мы не говорим о простоте, безыскусственности, отсутствии всяких претензий: все это необходимое условие всякого прекрасного произведения, а повесть гр. Соллогуба – прекрасный, благоухающий ароматом мысли и чувства литературный цветок. Во II № помещен «Павильон» г-жи Дуровой, о котором мы уже высказали наше мнение {68}. В III № помещена «Бэла», рассказ г. Лермонтова, молодого поэта с необыкновенным талантом. Здесь в первый еще раз является г. Лермонтов с прозаическим опытом – и этот опыт достоин его высокого поэтического дарования. Простота и безыскусственность этого рассказа – невыразимы, и каждое слово в нем так на своем месте, так богато значением. Вот такие рассказы о Кавказе, о диких горцах и отношениях к ним наших войск мы готовы читать, потому что такие рассказы знакомят с предметом, а не клевещут на него. Чтение прекрасной повести г. Лермонтова многим может быть полезно еще и как противоядие чтению повестей Марлинского {69}.

В 4 № – «Дочь чиновного человека», повесть г. Панаева (И. И.). Это одна из лучших повестей нашего талантливого повествователя. Как и все его повести, она согрета живым, пламенным чувством и, сверх того, представляет собою мастерскую картину петербургского чиновничества, не только с его внешней, но и внутренней, домашней стороны. Содержание повести просто, и тем приятнее, что при этом оно богато потрясающими драматическими положениями. Одним словом, повесть г. Панаева принадлежит к самым примечательным явлениям литературы нынешнего года. Не чужда она и недостатков, но они не важны, хоть повесть и много бы выиграла, если бы автор дал себе труд изгладить их. Но главный недостаток состоит в отделке характера героя повести: автор как будто хотел представить идеал великого художника в молодом человеке, который вечно вздыхает по каким-то недостижимым для него идеалам творчества и ничего не может создать, – что и составляет мучение и отраву всей его жизни. Это идеал художника г. Полевого, который не раз пытался его изобразить в своих повестях {70}. Но это уже устарелый взгляд на искусство: нынче думают, что художник потому и художник, что без мучений и натуг, свободно может воплощать в живые образы порождения своей творческой фантазии; но что томящиеся по недосягаемым для них идеалам художники – или просто пустые люди с претензиями, или обыкновенные талантики, претендующие на генияльность. Генияльность не есть проклятие жизни художника, но сила познавать ее блаженство и осуществлять в живых образах это познание. Впрочем, из некоторых мест повести кажется, что автор и хотел изобразить в своем герое такого жалкого недоноска; это тем яснее, что он подавляется простым и возвышенным в своей простоте характером героини; но в таком случае автору надлежало б быть яснее и определеннее. Впрочем, может быть, он поправит еще это во второй своей повести «Любовь светской девушки», героем которой будет опять этот же художник-недоносок и которую он уже пишет, как то нам известно из достоверного источника {71}.