Виссарион Белинский - История Малороссии. Николая Маркевича

Вот взгляд, с каким, по нашему мнению, должен писатель приступить к истории Малороссии. Тогда он поймет, что история Малороссии есть, конечно, история, но не такая, какою может быть история Франции или Англии; тогда он удержится в своем повествовании и от тона адвоката и от тона панегириста, а постарается живо и просто, в кратких и характеристических чертах, представить картину быта племени, игравшего в истории временную и случайную, но исполненную дикой поэзии роль. В истории Малороссии самое интересное – это нравственная физиономия племени, обладавшего такою упругою, неукротимою силою характера, находившего поэзию и упоение жизни в оргии битвы и молодецкого разгула, как выражение широкого размета души… {12}История Малороссии исполнена дикой поэзии, как ее поэтические народные думы. Это-то и упустил из виду новый историк Малороссии, увлекшись своею миссиею историка и как бы вообразивший, что он пишет историю народа и государства, которые могли бы, при других, более благоприятных обстоятельствах, развиться во что-то великое и вечное…

Всему свое место и свое значение; ничего не должно ни унижать, ни возвышать по пристрастию. Вот почему если необдуманный патриотизм кажется иногда жалок, то, с другой стороны, умышленная клевета, особенно печатная, кажется отвратительною. Доказывать, что малороссы были холопы поляков, а не свободное племя, на правах равного с равным, составившее с Польшею и Литвою род соединенных штатов, – доказывать это, вопреки неопровержимым историческим свидетельствам, значит лжесвидетельствовать; а оправдывать безумное зверство магнатов, будто бы имевших право усмирять своих холопей, значит оправдывать тех жидов, которые печатали храмы малороссиян… {13}Заблуждение первого рода заслуживает сожаления, заблуждение второго рода – презрения честных людей, которые умеют благоговеть перед святостию истины…

Народ или племя, по непреложному закону исторической судьбы теряющие свою самостоятельность, всегда представляют зрелище грустное. Но разве не жалки и не заслуживали сострадания на Руси и эти добрые матери, которые назад тому лет 50, с плачем и воплем провожали детей своих в школы, как будто бы дети их шли на место казни? Или, еще лучше, разве не жалки эти жертвы неумолимой реформы Петра Великого, которые, в своем невежестве, не могли понять цели и смысла этой реформы? Им легче было расстаться с головой, чем с бородой, и, по их кровному, глубокому убеждению, Петр разлучал их навеки с радостию жизни… В чем же состояла эта радость жизни? – в лености, невежестве и грубых, но освященных веками обычаях… В жизни Малороссии было много поэзии, – правда; но где жизнь, там и поэзия; с переменой существования народного не исчезает поэзия, а только получает новое содержание. Слившись навеки с единокровною ей Россиею, Малороссия отворила к себе дверь цивилизации, просвещению, искусству, науке, от которых дотоле непреодолимою оградою разлучал ее полудикий быт ее. Вместе с Россиею ей предстоит теперь великая будущность… В истории ничего не бывает случайного, и трагические коллизии ее исполнены такого же глубокого смысла, как и потрясающей душу поэзии: в них открываются неотразимые определения миродержавного промысла, победоносный ход света разума, вечно борющегося с тьмою невежества и вечно торжествующего над нею…

Как всякий благонамеренный труд, «История Малороссии» г. Маркевича заслуживает внимания и уважения, тем более что в ее исполнении заметно много добросовестности и усердия, а две большие части материалов – особенной благодарности; но как история, в современном значении этого слова, сочинение г. Маркевича не выходит из ряда посредственных опытов такого рода. Она лишена достоинства живой, хорошо освещенной и с искусством группированной картины, и потому в ней нет целого, и внимание читателя, теряясь в лабиринте неловко расположенных подробностей, тяжело утомляется. По идеям и взгляду на вещи сочинение г. Маркевича еще менее удовлетворительно, чем по искусству изложения. Все, что можно похвалить в новой истории Малороссии, – это искусство, с каким высказаны в остальной половине многие щекотливые подробности. Язык г. Маркевича не отличается правильностию, а того, что называется слогом, у него вовсе нет {14}.

В тексте примечаний приняты следующие сокращения:

Анненков – П. В. Анненков. Литературные воспоминания. <���М.>, Гослитиздат, 1960.

Барсуков – Н. П. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. I–XXII. СПб., 1888–1910.

Белинский, АН СССР – В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I–XIII. М., Изд-во АН СССР, 1958–1959.

ГБЛ – Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина.

Герцен – А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, М., Изд-во АН СССР, 1954–1966.

Гоголь – Н. В. Гоголь. Полн. собр. соч., т. I–XIV. <���М>, Изд-во АН СССР, 1937–1952.

ГПБ – Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Добролюбов – Н. А. Добролюбов. Собр. соч., т. 1–9. М. – Л., Гослитиздат, 1961–1964.

ИРЛИ – Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР.

КСсБ – В. Г. Белинский. Сочинения, ч. I–XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859–1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).

КСсБ, Список I, II… – Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное издание «по незначительности своей».

ЛН – «Литературное наследство». М., Изд-во АН СССР.

Переписка – «Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым», т. I–III. СПб., 1896.

ПссБ – Полн. собр. соч. В. Г. Белинского под редакцией С. А. Венгерова (т. I–XI) и В. С. Спиридонова (т. XII–XIII), 1900–1948.

Чернышевский – Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 16-ти томах, т. I–XVI. М., Гослитиздат, 1939–1953.

Шенрок – В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя, т. I–IV. М., 1892–1897.

Впервые – «Отечественные записки», 1843, т. XXVIII, № 5, отд. V «Критика», с. 1–18 (ц. р. 30 апреля; вып. в свет 6 мая). Без подписи. Авторство – ПссБ, т. XII, с. 544–540, примеч. 45).

В журнальный текст вводится следующее изменение.

С. 236, строка 7 сн. Вместо «быту еще изгладились» – исправлено: «быту уже изгладились».

Выход в свет исторического труда Н. А. Марковича послужил причиной довольно бурной полемики. «История Малороссии» не была самостоятельным сочинением в полном смысле слова. В ее основу была положена «История руссов, или Малой России» Г. А. Полетики (долгое время автором считался архиепископ белорусский Георгий Конисский. «История…» была известна Маркевичу по одному из списков, еще до ее публикации в 1846 г.). Спор вызвала не столько сама «История Малороссии», сколько оценка, данная книге Сенковским. С позиций польского национализма он отрицал какое-либо самостоятельное значение Малороссии, пренебрежительно называя ее «одной провинцией» («Библиотека для чтения», 1843, т. LVI, отд. V, с. 1). «История…» – писал Сенковский – это «четыре тома безвкусных возгласов, легкомысленных суждений, детских сказок и грубых выдумок» (там же, с. 30–31).