Владимир Гаков - На гребне «волны»

Негативные примеры в духе «Волны» легче отыскать [2] Не говоря уж о потоке антисоветской «научной фантастики» (к счастью, серьезные писатели на этот раз данной печальной «традицией» пренебрегли). ; их было больше, нежели зрелых и талантливых работ. Равно как и писательской молодежи, не нашедшей своего пути ни в мире science fiction, ни в «обычной» литературе, оказалось значительно больше, чем тех немногих авторов, о которых и пойдет рассказ в дальнейшем. Переболев всеми болезнями роста, эти писатели вскоре отошли от движения, вынеся все лучшее, что оно могло им дать.

Это и есть четвертый и, пожалуй, самый важный фактор. Когда «Волна» захлестнула твердый, казавшийся незыблемым берег научной фантастики, она на время скрыла его, но, отхлынув, унесла с собою в небытие лишь мелкую гальку, песок, не в силах сдвинуть с места большие монолиты. Творчество «великих» зачеркнуто не было, оно лишь по-новому засверкало, отмытое от плесени накопившихся комплиментов и лести. Более того, среди «монолитов», навсегда вписанных в историю фантастики XX века, появились и новые... В самой Англии это было связано прежде всего с тремя именами Брайна Олдисса, Джеймса Грэма Болларда и Джона Браннера.

* * *

Творческая судьба Б. Олдисса — наиболее типична для «Новой Волны», его успехи и неудачи лучше всего характеризуют путь всего движения. С чисто литературной точки зрения он является самым тонким стилистом, наиболее разносторонне одаренным и образованным из английских фантастов. Его произведения — в большей степени смесь эмоционального настроя, воображения и стиля; на эти «составляющие» нанизываются вторичные для Олдисса сюжет и идейное содержание. После успеха его ранних романов: «Без остановки» (1958), «Теплица» (1961), «Серая борода» (1964), «Темные световые годы» (1964) — писатель сразу же примкнул к движению «Новой Волны», вскоре превратившись в одного из ее бесспорных лидеров. Увлечение техникой письма, стремление к стилистическому совершенству, часто в ущерб содержанию, достигли под его пером своего крайнего выражения. Эта тенденция проявилась уже в интересном романе на тему «путешествия во времени» — «Век» (1967), наиболее ясно она выражена в двух программных книгах «Доклад о Вероятности — А» (1968) и «Босоногий в голове» (1969).

Вкратце охарактеризовать сюжет первой из них не представляет труда, — сюжета, а равно и образов, композиции, концептуального стержня в романе попросту нет. Остался лишь стиль сам по себе, некая самодовлеющая ценность, полностью заворожившая писателя. Формально в романе повествуется о следующем: группа исследователей, принадлежащая одному пространственно-временному континууму, составляет отчет о наблюдениях за другим вероятностным «миром». Постепенно в рассмотрение вовлекаются еще четыре «параллельные вселенные», отражающиеся друг в друге и образующие так называемую «дурную бесконечность» типа «нам показывают фотографию, на которой нам показывают фотографию, на которой...», и так далее.

Если в «Докладе» изложение подчинено абсолютному, «объективизму» в стиле французского «антиромана», то во втором произведении, названном критикой «Улиссом» научной фантастики», писатель ударяется в противоположную крайность. На этот раз он избирает в качестве метода крайне субъективный «поток сознания». Местом действия служит Европа недалекого будущего, отброшенная духовно на столетия назад. Причина не термоядерная война и не природные катаклизмы, но катастрофа в душах людей, вызванная наркотиками. Главный герой — подросток Колин Чартерис, начитавшийся философа-мистика Успенского и колесящий без видимой цели по израненному, задыхающемуся от спазм разложения и варварства континенту... Сюжет этого произведения настолько запутан, буквально завяз в стилистических «джунглях», что пересказать его кратко не представляется возможным. У. Этелинг (псевдоним известного, ныне покойного фантаста Джеймса Блиша) в своей критической монографии посвятил пересказу и анализу романа без малого десяток страниц, после чего был вынужден заметить, что проделанная им работа сродни попытке пересказа «Отелло» как «пьесы, в которой негр убивает свою жену-белую за то, что она потеряла носовой платок»...

Более многопланового и тщательного анализа заслуживает высящаяся особняком фигура Д. Г. Болларда, писателя, пришедшего из научной фантастики в «большую» литературу. Вероятно, ии один другой писатель-фантаст не возбуждал столько споров, противоречивых оценок, недоумений и восторгов. Критика сравнивает его с Джозефом Конрадом, Эдгаром По или Рэем Брэдбери, юные английские бунтари само имя его превратили в фетиш, — вся короткая и бурная история движения, казалось, неразрывно связана с творчеством этого писателя... Однако сейчас, когда «Волна» пошла на убыль, обнаруживается любопытная деталь. Оказывается, радикализм «Новой Волны» затронул Болларда только наполовину, приведя к появлению спорных, отнюдь ке лучших его произведений. Другая «половина» — философские романы и новеллы, написанные до и после «Волны», по-прежнему вызывают интерес критиков и пользуются популярностью у читателей. Проза Болларда по достоинству заняла свое место в «золотом фонде» современной фантастической литературы. Что до «Новой Волны», то она, вероятно, сыграла роль катализатора, который не столько «подтолкнул» творчество писателя, сколько привлек к нему внимание читателей и критиков. По крайней мере, когда сам Боллард разочаровался в своих экспериментах и вернулся в лоно большой литературы (в современных терминах — «литературы главного потока»), не нашлось никого, кто поддержал бы эти эксперименты или же с успехом им подражал.

Главное в произведениях Болларда — образы, тревожные, пугающие и манящие одновременно. Они чаще всего воплощены в завораживающем своей фантастической реальностьюпейзаже (будь то ландшафты далекой планеты или пригороды Лондона), в описании которого ему мало равных. По Болларду, существует несколько уровней восприятия действительности: один — это «уровень событий общественной жизни, уровень мыса Кеннеди и Вьетнама», другой — уровень «персонального окружения, объем пространства на расстоянии вытянутой руки, помещения, в котором мы живем», третий — уровень «внутреннего мира индивидуума». «Когда все эти поверхности пересекаются, — пишет писатель, — являются образы...» В его произведениях нет разделения на малое и большое, все перемешано и связано воедино: Вселенная, История, сутолока окружающей повседневности и порождения внутреннего мира — мысли, чувства, сны и тревоги.

Тонкая связь явлений окружающей среды с явлениями, происходящими в психике, отражение и преломление «внешнего ландшафта» во «внутреннем» заметны уже в ранних романах писателя. Эти романы-«катастрофы», в которых Боллард выступает наследником истинно британской традиции, представленной именами А. Конан-Дойля, Г. Уэллса, Д. Стюарта, Д. Уиндэма и Д. Кристофера, — в то же время интересны как предвестники новой темы. Темы, которая спустя несколько лет замелькает на страницах газет и журналов, темы экологической катастрофы, взаимоотношения человека с природой.