Л. Ермакова - Ямато-моногатари как литературный памятник

Особенно интересными представляются случаи, когда слово стиха и слово прозы вступают в определенные отношения игры и образуется специфически поэтический прием, но употребленный не в сфере поэзии, а на стыке поэзии и прозы. Таким способом устанавливается еще одна и весьма своеобразная связь между ута и моногатари в тексте, например:

«Когда скончался Момодзоно-но хёбугё-но мия, погребальная церемония была назначена на последние дни девятой луны. И Тосико послала Госпоже из Северных покоев:

Та бесконечно опечалилась, заплакала и ответила так:

таков был ее ответ» (9-й дан).

Интересно, что в этом стихотворном диалоге ключевыми словами, повторяющимися и в том и в другом стихотворении, будут кэфу – «сегодня» и хатэ – «конец».

Но слово хатэ присутствует и в прозаическом тексте в виде михатэ – «погребальная церемония» (ми – префикс, указывающий на почтительность к тому лицу, по отношению к которому употреблено слово, т. е. отдельность восприятия морфемы хатэ в слове михатэ несомненна). Таким образом, между словом хатэ в прозе и хатэ в стихотворениях существуют отношения омонимии, и их в паре можно рассматривать как разновидность омонимической метафоры.

Еще пример того же рода:

«Ныне покойный вельможа Минамото-дайнагон долгие годы жил в любви с Госпожой из Восточных покоев, дочерью Тадафуса. Но вот увлекся он юной принцессой Тэйдзиин, отдалился от прежней дамы, и так прошло время. Были у них с Госпожой из Восточных покоев дети, поэтому беседовать они не перестали и жили в одном месте. И вот он послал ей:

Так он послал ей, и она ответила:

таков был ее ответ» (11-й дан).

В обоих этих стихотворениях повторенными ключевыми словами являются Суми – часть топонимов Суминоэ и Сумиёси. Сосны, растущие в этой местности, издавна служат символом долголетия и долгого верного супружества. В прозаическом тексте танка предшествуют слова: «Переписки они не прекращали и жили в одном месте». Глагол сумитамахикэру, составленный из суффикса кэру, вспомогательного глагола тамахи и формы глагола суму – «жить», означает еще «жить в супружестве». Основной глагол суми в этом слове образует какэкотоба с частью суми – топонима Сумиёси (с которого, кстати сказать, и начинается первая танка эпизода) и с частью суми – топонима Суминоэ во второй танка. Таким образом, не только танка необходимо рассматривать в прозаическом контексте эпизода, но и проза должна быть рассмотрена в контексте танка.

Интересно, что со временем многие поэтические приемы окончательно преступают границы стиха и прочно закрепляются в прозе, но это происходит тогда, когда самостоятельность и особая природа прозы уже становятся непреложным художественным фактом и проза наравне со стихом приобретает статус художественного текста. В таком случае поэтизирование повествования лишь подтверждает его прозаическую природу и приемы, характерные именно для поэзии танка, наоборот, подчеркивают прозаическое окружение приема. Например, у Сайкаку, великолепного мастера прозы, насыщенной богатейшими приемами, почерпнутыми в классической поэзии танка и прошедшими потом свой путь развития в прозе, мы находим такие обороты:

Кюдзёкё-ни ми-во погаси, кирихинава иссун-но нака ни – букв. «Сжигали тело в безумствах с женщинами веселых кварталов и за миг, достаточный, чтобы передать фитиль...» [45].

Глагол когасу – «жечь», «сжигать» по типу энго связан со словом хи – «огонь», хи входит составным элементом в слово хинава – «фитиль», т. е. здесь мы имеем дело с использованием чисто поэтических приемов в прозе.

Перейдем теперь к следующему вопросу, тесно связанному с понятием рамок текста. До сих пор говорилось о сдвиге центральных точек эпизода и о тенденции к некоторому ослаблению границы между стихом и прозой.

Но какими же становились эти рамки текста, иными словами, каким образом маркировались начало и конец текста?

В поэтическом сборнике или антологии конец текста совпадал с концом пятистишия, и нередко в самых значительных поэтических сборниках и антологиях интервал между отдельными текстами наблюдался именно после танка, как, например, в Кокинсю. Если же мы обратимся к концовкам Ямато-моногатари, а также зададимся вопросом, каково обрамление танка в произведении, то убедимся, что, хотя существует немало эпизодов, завершающихся вместе с окончанием текста танка, основная тенденция все же направлена к тому, чтобы расширить рамки текста эпизода и отодвинуть конец если не за счет дальнейшего развития повествования, то с помощью обрамляющих синтаксических конструкций.

Чаще всего на танка не кончается текст эпизода, ибо за пятистишием следует еще несколько слов, относящихся сугубо к линии прозы. Эти слова означают, как правило; «так было сложено», «так шло послание», «так она написала», «такое он послал» и т. д. Причем почти всегда танка предшествует выражение «...и тогда он сложил и послал кому-либо...». Такой повтор, выражающий ту же самую мысль, но уже без детализации – когда, кому и при каких обстоятельствах послано, несвойствен основным поэтическим сборникам и антологиям того времени. Подобные синонимические конструкции в очень большом числе встречаются в Ямато-моногатари, и, что примечательно, они оказываются весьма разнообразны по составу. Можно было бы ожидать, что здесь будет употреблено клише – столь распространенное явление для обрамляющих конструкций в средневековых литературах. Однако произведение отличается таким разнообразием этих оборотов, следующих за танка и во многих случаях завершающих эпизод, что привести наиболее характерные из них кажется весьма интересным.

I. Варианты обрамления конца танка с глаголом ару – «быть», «иметься»: