Владимир Бушин - Огонь по своим

А с эмигрантами!.. Явился из Парижу средней кондиции писатель Владимир Максимов, и патриотические газеты уж и не знали, как да чем ему потрафить. Редколлегия «Правды» даже приняла беспрецедентное в истории журналистики решение и обнародовала его: под страхом увольнения запретить сотрудникам газеты притрагиваться к рукописям парижанина русским редакторским карандашом. И уж он развернулся!.. Возможно, такое же решение, но тайно приняла и «Советская Россия». Иначе чем объяснить, что с кладбищенским восторгом она печатает его статью «Надгробие для России»? И тут же похоронная картиночка: лежит мертвая царевна в собольей шубе — Россия. Иначе говоря, автор вырыл для всех нас братскую могилу, закопал живьем, а газета и надгробие водрузила в виде этой картиночки. Что полагается после похорон? Конечно, поминки. И в «Правде», пожалуйста, следом появляется его статья «Поминки по России». Так лидеры коммунизма спешили похоронить родную страну. А вспомните, как в свое время яростно обрушились патриоты на Н. Сванидзе за то, что он назвал комсомол «гитлерюгендом». Разумеется, негодяй. Но первым-то это сделал парижанин Максимов, и не где-нибудь, а на страницах «Правды». И все патриоты молчали…

Вскоре В. Максимов умер, успев передать свой журнал «Континент», конечно же, в руки не патриотов, а демократа Игоря Виноградова. После смерти парижанина «Советская Россия» кинулась печатать ньюйоркца Константина Ковалева. У него немало интересного, важного, нужного, но, увы, автор порой многословен, увлекается ненужными подробностями, частностями. Его надо было редактировать, сокращать. Нет! Давали целыми простынями. Как же-с, из Америки…

И вдруг нью-йоркский автор внезапно исчез, но появился оттуда же Виталий Рогальский. Ну, этот вообще… Чего стоит один его недавний рассказ о беседе недорезанного прохвоста Резуна с Маршалом Советского Союза Виктором Георгиевичем Куликовым. Маршал вынужден был обратиться в газету с письмом: как она могла подумать, что старый воин, член ВКП(б) с 1942 года, Герой Советского Союза, кавалер четырех орденов Ленина встречался с этим малограмотным психом и клеветником. Откуда взял это Рогальский? Оказывается, из американской еврейской газеты «Новое русское слово». А там даже имя маршала было переврано, да еще говорилось, к радости Резуна, распространяющего эту выдумку для придания себе значительности и веса, что он приговорен у нас к смертной казни. И все это сэр Рогальский вывалил на страницы газеты…

Что же касается непомерной любви наших лидеров к докторам-профессорам, то об этом красноречиво свидетельствуют хотя бы два факта. Во-первых, сам тов. Зюганов пожелал стать доктором философских наук и стал им, превзойдя тем самым многих политиков, начиная с В. И. Ленина. Во-вторых, в нынешнем президиуме ЦК КПРФ среди 17 его членов нет ни одного рабочего и крестьянина, но зато сплошь интеллигенция — доктора, профессора да академики пенсионного возраста. В 2004 году станет пенсионером и сам тов. Зюганов… К числу таких пенсионеров принадлежит и профессор Ю. Качановский. А появление глав из его книги на страницах «Советской России» знаменует тот печальный факт, что советские рубежи оппозиции стремительно размываются, чего лидеры даже не замечают.

«Патриот», № 12, 13. Март 2002 г.

Не раз мне приходилось сталкиваться с неприязненным, даже враждебным отношением наших выдающихся патриотов к Луначарскому. Чем не угодил им Анатолий Васильевич? Что раздражало их в нем? Казалось бы, уж одно то, как много сделал он почти за двенадцать лет на посту наркома и за тридцать лет литературной деятельности для сбережения русского реалистического искусства, должно бы укоротить иные языки. Ведь это он еще в пору бума Пикассо и Шагала сказал до сих пор не устаревшие, даже как никогда злободневные ныне слова: «Шутовство и щегольство — самая гибельная эпидемия среди современных художников». И нет оснований думать, что сейчас он отрекся бы, как Солженицын от «Пира победителей», от такой, допустим, оценки: «Претенциозным кривлянием и какой-то болезнью вкуса веет от работ Шагала» (Об искусстве. М., 1982, с. 207). Это он в дни разгула театрального модернизма выдвинул дерзкий лозунг: «Назад к Островскому!», что тотчас вызвало язвительный отклик Маяковского «К мамонту! К Островскому! Назад». Уж не говорю о том, что в молодости Луначарский знавал и Лукьяновскую тюрьму в Киеве, и знаменитые Кресты в Петербурге, и ссылку в Вологде, и бегство от преследования властей за границу…

Так нет же, злые языки не устают! Видимо, больше всего не по душе знаменитым патриотам сама фамилия Луначарский. Действительно, в ней есть нечто уж больно красивое: и луна, и чары, и Чарская… Но чем лучше, хотя бы, допустим, фамилии Мухин, Блохин, Тараканов? Или Волков, Лисицын, Бобров?.. Еще когда Сергей Михалков писал:

И Луначарский был прекрасным человеком.

Тогда, может быть, большим патриотам не нравится имя жены наркома — Н. А. Розенель? Но это его вторая жена, а первый раз он женился в 1902 году на А. А. Малиновской, сестре известного философа, писателя, директора Института переливания крови А. А. Богданова, настоящая фамилия которого тоже Малиновский. С другой стороны, тогда у многих наших наркомов жены непостижимым образом имели фамилии того же происхождения, что и Розенель: У Рыкова — Нина Семеновна Маршак (тетка бывшего драматурга М. Шатрова), у Бухарина — Эсфирь Исааковна Гурвич, потом — Анна Михайловна Лурье, у Молотова — Полина Семеновна Жемчужина-Карповская, у Калинина — Екатерина Ивановна Лоорберг, у Кирова — Мария Львовна Маркус, у Куйбышева — Евгения Самойловна Коган, у Андреева — Дора Моисеевна Хазан, даже у Ежова жену звали Суламифь Израилевна, и даже у сталинского секретаря Поскребышева — Бронислава Соломоновна… Я уж не говорю, на ком были женаты Троцкий, Каменев, Зиновьев, Каганович, Ягода, Литвинов (Валлах), Ярославский (Губельман), редактор «Правды» Мехлис, редактор «Известий» Стеклов (Нахамкис), начальники ПУРа Иван Сергеевич Гусев (Яков Давидович Драбкин) и Ян Борисович Гамарник… Так что Розенель отнюдь не выглядела в этой большой одноцветной стае белой вороной. Пожалуй, только жены Ленина да Сталина были тут досадным сепаратистским исключением. В чем же, наконец, дело?

Неужели вражда к Луначарскому объясняется просто элементарной неосведомленностью? Очень на то похоже… Вот свежайший примерчик. Известный поэт и публицист Александр Бобров, лауреат премии им. Фатьянова, в статье «Рвачи на кормлении» («Советская Россия», 31 июля 2003 г.) высказал, на мой взгляд, справедливые суждения о Викторе Ерофееве, который, оказывается, в перерывы между своими явлениями на телеэкране прочитал все тридцать томов Достоевского, и о Алексее Фатьянове. Очень хорошо. Но вдруг ни с того ни с сего между этими двумя именами вставляет такое странное суждение: «В летние дни 1921 года Максим Горький написал Ленину пространное письмо, где настаивал на том, чтобы Блоку разрешили выехать лечиться за границу. Вот его аргумент: «Честный писатель, неспособный на хулу и клевету по адресу Совправительства». Нет, это не совсем так: письмо действительно пространное, но главный аргумент был иной: «А. А. Блок умирает от цинги и астмы…»