Владимир Бушин - Огонь по своим

В письме, превращенном С. Куняевым в «инструкцию», как и во втором, речь шла о вопросе чисто идеологическом, и важно подчеркнуть, что Горький считал совершенно недопустимой всякую цензуру в отношении авторов чуждого ему направления. И как бы то ни было, а идейное расхождение в литературе, конфликт, самое резкое противостояние он, в отличие от некоторых тогдашних и нынешних «прорабов», считал возможным решать только средствами критики, то есть спора, дискуссии, а не печатной угрозы, допустим, при встрече съездить литературному противнику по салазкам, как мы видим это в наши дни. (Смотри «Московский литератор», № 42, 1989.) Нельзя не отметить и того, что, считая в ту пору лирику Есенина несвоевременной, Горький тем не менее давал ей высокую оценку. Много ли может указать нам С. Куняев подобных жестов в наши дни?

Все эти непустячные достоинства позиции писателя не заинтересовали Ст. Куняева, он продолжает высвечивать роль Горького в «большом терроре», пока — идеологическом: «Жаль, что это письмо опубликовано лишь сегодня („Известия ЦК КПСС“, 1989, № 1), иначе давно стало бы ясно, что Бухарин в „Злых заметках“ с вдохновением выполнил пожелание Горького». Почему же пожелание? Инструкцию!

Об этих «Заметках» Ст. Куняев писал в 1989 году так: «В них Бухарин издевается над поэзией Тютчева, над расстрелянными дочерями (девочками!) последнего царя («которые в свое время были немного перестреляны, отжили за ненадобностью свой век») и, в первую очередь, над великим русским народным поэтом Сергеем Есениным: «Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого „национального характера“, все это наше рабское историческое прошлое, еще живущее в нас, воспевается, возвеличивается, ставится на пьедестал лихой и в то же время пьяно рыдающей поэзии Есенина»; «с мужицко-кулацким естеством прошел по полям революции Сергей Есенин»; «причудливая смесь из „кобелей“, „икон“, „сисястых баб“, „жарких свечей“, березок, луны, сук, господа бога, некрофилии… и т. д. — все это под колпаком юродствующего квазинародного национализма — вот что такое есенинщина». Да, все это в бухаринской статье есть. И вот теперь Ст. Куняев уверяет, что вдохновителем всего этого был не кто иной, как Максим Горький…

Нашего критика не смутило ни то, что между письмом Горького и статьей Бухарина пролегло полтора года; ни то, что изображать Бухарина простачком, жившим чужими мыслями и легко управляемым тайными «инструкциями», значит, ничего не знать о Бухарине; ни то, наконец, что не прошло и двух месяцев после статьи «Злые заметки», напечатанной в «Правде» 12 января 1927 года, как пятого марта в «Красной газете» появился знаменитый очерк Горького о Есенине, пронизанный такой болью за его судьбу и таким восхищением его поэзией!.. Ст. Куняев, стремясь убедить нас в полном единомыслии и четкой согласованности действий Горького и автора «Злых заметок», порой прибегает к неосновательным намекам и слишком вольным допущениям: «не случайно»… «понятно» и т. п. Но ему почему-то не пришло в голову, что, может быть, очерк Горького появился не случайно, может быть, это сознательный и намеренный ответ на «Злые заметки».

Вспомним хотя бы несколько фраз из этого очерка: «его размашистые яркие, удивительно сердечные стихи»… «изумительный рязанский поэт»… «Даже не верилось, что этот маленький человек обладает такой огромной силой чувства, такой совершенной выразительностью»… «Взволновал он меня (чтением монолога Хлопуши. — В.Б.) до спазмы в горле, хотелось рыдать. Помнится, не мог сказать ему никаких похвал»… «Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой „печали полей“, любви ко всему живому в мире и милосердия, которое — более всего иного — заслужено человеком»… [4] Слова о милосердии к человеку дают богатую пишу для размышления с связи с тем, что ныне так часто ставятся в вину Горькому слова его персонажа: «Жалость унижает человека». И этот влюбленный почитатель, так писавший о Есенине, под пером моего единомышленника предстает ныне как инструктор и организатор разносных статей против поэта, как вдохновитель его посмертной травли!

Но читаем статью дальше: «Весьма любопытно, что «нещадную критику» крестьянской литературы Горький считает по плечу лишь двум идеологам — Троцкому и Бухарину, признавая их настоящими «мужикоборцами».

Ни о каких «мужикоборцах» в письме не упоминается. И неизвестно, откуда автор знает, что писатель рассчитывал лишь на двоих. Может, он подобные тайные инструкции рассылал во все концы страны пачками? Но гораздо важнее то, что здесь до предела выправлены и упрощены отношения Горького не только к Бухарину, но и к Троцкому. Напомним лишь один эпизод.

Горький вскоре после смерти В. И. Ленина опубликовал в «Русском современнике» (№ 1, 1924 г.) воспоминания о нем. Троцкий, который в это время сам работал над книгой о Ленине, немедленно отозвался в «Правде» статьей «Верное и фальшивое о Ленине». И для тона и для сути статьи характерно сочувствие, с коим автор вспоминал слова какого-то безымянного «питерского рабочего», который-де когда-то предлагал «без слезливой сентиментальности» в случае чего «подвезти под Петроград динамиту да взорвать все». Видя в этом «настоящее отношение к культуре», Троцкий, по его словам, смотрел на динамитчика «любящими глазами». И революционером именно такого толка, «революционером без оглядки», он пытался представить Ленина. И потому язвительно иронизировал над тем, что писатель видел в жизни Ленина «подвижничество честного русского интеллигента-революционера, непоколебимо убежденного в возможности на земле социальной справедливости», посмеивался над словами о том, что Ленину приходилось иногда «держать душу за крылья». В Институте мировой литературы хранится письмо Горького, где в частности сказано: «Суждение Льва Троцкого по поводу моих воспоминаний о Ленине написаны хамовато по моему адресу и с неожиданным для меня цинизмом демагога». Сказано точно, а дальше — и прозорливо: «Не хочет ли Троцкий, рисуя Ленина таким топором, таким „революционером без оглядки“, взвалить на него всю тяжесть ответственности перед историей за „разбитые горшки“?.. Похоже. „Революционер без оглядки“ — это был тип, презираемый Ильичем, враждебный ему». И, наконец: «Если бы я хотел, я мог бы возразить Троцкому, опубликовав письмо Ильича о Зиновьеве: там очень веско говорится о людях „без оглядки действующих со страха“, о „лакеях революции“ и вообще о лакеях».

Готовя очерк для отдельного издания, а позже существенно перерабатывая его, Горький игнорировал все суждения и претензии Троцкого. Что касается упомянутой книги Троцкого о Ленине, то она вышла в мае 1924 года. В письме Горького А. И. Рыкову из Сорренто 24 декабря 1924 года упоминается о ней: «Книгу его я не читал, эмигрантская печать обрадована ею, как жирной купеческой милостыней за упокой родителей». Между прочим, в том самом номере «Известий ЦК КПСС», на который ссылается Ст. Куняев, об этой книге Троцкого сказано: «В ней была искажена роль В. И. Ленина в Октябрьской революции. Даже меньшевистский «Социалистический вестник» отметил, что Л. Д. Троцкий «издевается над памятью В. Ленина». Вот такие случались эпизоды между Горьким и Троцким. О некоторых других упомянем ниже.