Хедрик Смит - Русские. Книга 1

"Чтобы попасть в МИМО нужно иметь очень хорошие партийные и комсомольские рекомендации”, — сказал мне один обладатель диплома этого института и назвал десятка два сыновей и дочерей деятелей партии и правительства, поступивших в это учебное заведение благодаря связям отцов. Сам он был из семьи партийного работника. Он рассказал мне, каким духом кастовости проникнуто это студенчество. Лишь очень немногим "обыкновенным” молодым людям удалось попасть в МИМО — ведь хотя это и не секретное учреждение, институт даже не фигурирует в перечне советских высших учебных заведений, издаваемом для будущих абитуриентов. Мой знакомый рассказал мне, что знал одного преподавателя МИМО, члена партии, который был уволен за то, что отказывался выполнять распоряжения декана и незаслуженно ставить высокие оценки детям из семей элиты, насмешливо называемым некоторыми русскими "советские детки ". По его словам, когда он учился в этом институте, там было несколько очень плохо занимавшихся студентов из высокопоставленных семей, но благодаря связям родителей деток не исключали из института. Мой собеседник вспоминал, что самым отъявленным балбесом был сын министра внутренних дел Игорь Щелоков, который прославился тем, что он устраивал вечеринки и выпивки на отцовской даче, приезжал в институт на "Мерседесе”, подаренном отцом, и без всякого стеснения пребывал в уверенности, что независимо от знаний, получит нужные оценки. Он нахватал по английскому языку столько двоек, что по всем существующим в институте правилам его следовало бы исключить, но вместо этого на пятом курсе он получил не очень-то обычное направление "на практику” — в советское посольство в Австралии.

Другие мои молодые приятели хотели шутки ради провести меня как-нибудь в МИМО, чтобы я мог посмотреть, что это такое, хотя институт относится к числу тех закрытых советских учреждений, на дверях которых нет вывески с их названием или указанием назначения, а у входа стоит вахтер, готовый выдворить нежелательных посетителей. У двери висит лишь табличка, недвусмысленно гласящая: "Предъявляйте пропуск в развернутом виде”. Но мои друзья заверили меня — и это оказалось правдой, — что уверенный многозначительный кивок и спокойная твердая походка позволят мне беспрепятственно пройти мимо вахтера. Мой эскорт показал мне вывешенное расписание занятий и библиотеку со специальным фондом иностранных газет и книг. Но я был разочарован, увидев, что институт похож на обычное советское учреждение, в котором не было ничего необыкновенного, что соответствовало бы его привилегированному статусу. На доске объявлений были вывешены газетные вырезки со статьями о гонке вооружений. Некоторые строки в статьях были подчеркнуты красным, чтобы читателю сразу бросались в глаза суммы, которые западные страны расходуют на оборону; аудитории с простыми деревянными кафедрами и изрезанными, изрисованными столами напоминали классы старого школьного здания, построенного в 20-е годы. Я не увидел ни одного из тех новейших технических средств наглядного обучения, которые обычны для американских колледжей.

Правда, одна молодая американка, побывавшая здесь на танцевальном вечере со своими друзьями из Восточной Европы (этот институт открыт также для сыновей и дочерей руководителей восточноевропейских компартий), рассказала мне, что на неофициальных вечеринках в МИМО царит чисто западная атмосфера. Ей показали среди танцующих пар внуков Брежнева и Косыгина, внука министра иностранных дел Громыко, игравшего на гитаре в студенческом ансамбле. "Играли они хорошо, — рассказывала американка, — и мне кажется, что за весь вечер не было исполнено ни одной русской пьесы. Это были сплошные Битлы, Роллинг Стоуне и прочая западная продукция; пели по-английски”.

К числу организаций, которые политическая элита считает достойным местом работы для своих детей, относится, например, агентство печати "Новости”, уделяющее особое внимание политической благонадежности своих сотрудников и являющееся, по мнению западных разведок, орудием КГБ, а также институт США и Канады. Некоторые высокопоставленные папаши, используя свои связи. находят для детей неутомительные должности в издательствах или в научно-исследовательских учреждениях, связанных с международными проблемами.

Русские считают, что само существование высшего класса в настоящее время все больше и больше напоминает дореволюционную Россию. Один инженер сказал мне, что предсказания Маркса относительно капиталистического общества, в котором якобы экономическая власть будет сосредоточиваться в руках все меньшего и меньшего числа людей, а разрыв между элитой и массами будет все увеличиваться, кажется, сбылись сегодня в Советском Союзе. Представители элиты проявляют сознание своей кастовой принадлежности во многих отношениях, причем это наблюдается во всех возрастах. Жена одного преуспевающего писателя сказала, что ее восьмилетний сын избегал приглашать к себе домой своих школьных товарищей и, только познакомившись с сыном известного генерала, сделал для него исключение. Мальчик объяснил свое поведение тем, что не хотел, чтобы другие видели, как он хорошо живет, но в генеральском сыне он почувствовал "подходящего гостя”.

Кажется, существует неписаный закон, по которому представители верхушки, находящейся у власти, не могут продвинуть своих отпрысков поближе к командным постам в партии. Да и сами дети нынешних советских лидеров проявляют удивительно малую склонность к политической деятельности или необходимые для такой работы способности. Сын Громыко Анатолий — третий человек в посольстве СССР в Вашингтоне — является исключением, о котором стоит упомянуть. Зять Косыгина Джермен Гвишиани, ныне заместитель председателя всесильного Государственного комитета по науке и технике — тоже исключение из правила. Это ограничение в области передачи политической власти, которое одновременно исключает передачу по наследству государственных дач и других привилегий, связанных с занимаемыми должностями, используется русскими, в том числе марксистски настроенными диссидентами, как доказательство того, что на самом деле советское общество не породило нового привилегированного класса. "Класс характеризуется устойчивостью, стабильностью, — спорил со мной инакомыслящий биолог, марксист, Жорес Медведев. — До революции старая аристократия могла быть спокойна за свое положение. Теперь дело обстоит иначе. Сейчас никто не уверен в прочности своего положения и, лишаясь его, теряет все. Он не может передать своим детям ни своего положения, ни своих привилегий. Это — не то, что неотъемлемые права, получаемые по рождению”.