Николай Лузан - Военная контрразведка: Тайная война

В оперативном штабе операции, взвесив все «за» и «против», решили начать свою игру с ЦРУ. Арест Иванова прошел конспиративно, о его задержании никто из родственников не знал. Все они считали, что он набирается ума на Дальнем Востоке. Поэтому перспектива вычислить других сотрудников резидентуры ЦРУ, помимо Макмэхена, скрывавшихся под дипломатическим прикрытием, и подпитывать их тонкой дезинформацией, выглядела весьма реальной. В техническом плане особых трудностей она не вызывала, проблема заключалась в самом Иванове, в его готовности без срывов сыграть свою новую роль.

Анализ собранных на него данных убеждал контрразведчиков в том, что игра стоила свеч. Он, ловелас, кутила, бабник, шпион, все же не был законченным негодяем. Контрразведчики смогли найти в нем то положительное, что позволило начать игру с американской разведкой. Но это потребовало немалых организационных усилий и смекалки, чтобы усыпить бдительность резидентуры ЦРУ, которая более чем вероятно отслеживал своего агента. Недаром перед этим она получила у Иванова самую подробную информацию о местах проведения досуга и маршрутах движения по Москве.

Предложение Кудряшова и Молякова нашло поддержку у руководства 3-го Главного управления и затем было утверждено председателем КГБ. Операция советских контрразведчиков бумерангом возвращалась к ЦРУ. В то время, когда Иванов, находившийся в камере Лефортовской тюрьмы, давал показания следователю, из удаленного гарнизона Дальневосточного военного округа на его московский адрес и адреса друзей поступали письма, в которых он рассказывал о своей службе. Отрабатывались и другие схемы прикрытия, создававшие у родных и приятелей иллюзию того, что штрафник старательно тянет служебную лямку, чтобы поскорее вернуться в Москву.

Оперативный контроль за Макмэхеном говорил контрразведчикам, что в резидентуре ЦРУ по-прежнему числили Иванова в своих рядах, и тогда они посчитали, что настало их время.

2 марта 1982 года Иванов покинул камеру, вышел в город и поставил сигнальную метку на обусловленном месте — на стене дома № 13 по Ленинскому проспекту. На следующее утро разведчики наружного наблюдения зафиксировали появление вблизи него сотрудника американского посольства. Судя по его поведению, он снял сигнал. В тот же вечер в половине девятого состоялась явка.

На нее пришел не Макмэхен. После обмена паролями Джозеф Макдональд, работавший в посольстве США под прикрытием второго секретаря экономического отдела, приступил к разведопросу Иванова. Тот, придерживаясь линии поведения, отработанной ему контрразведчиками, сообщил Макдональду дезинформацию, а взамен получил 2000 рублей. Судя по сумме, в ЦРУ ценили услуги агентов в зависимости от того, как близко они находились от Москвы и главных секретов. Это подтверждалось и самим заданием. Макдональд, ограничившись общими фразами о продолжении сбора информации, рекомендовал выходить Иванову на связь только после возвращения в Москву.

В сложившейся ситуации в штабе операции посчитали дальнейшую игру с ЦРУ неперспективной и свернули ее. А для шпиона пришло время отвечать по всей строгости закон. На этот раз закон был снисходителен и учел его раскаяние.

В феврале 1983 года Военная коллегия Верховного суда СССР, рассмотрев материалы уголовного дела на Иванова Александра Васильевича, признала его виновным в измене Родине в форме шпионажа и приговорила к 10 годам лишения свободы.

Яркое солнце грело почти по-весеннему. Время приближалось к обеду. Трибуны и площадки элитного теннисного клуба начали пустеть. Лишь на центральном корте еще продолжали звучать хлесткие удары и азартные крики. Соперники «зарубились» по-настоящему и, не жалея себя, пластались по всей площадке. Резаные, подкрученные мячи со свистом пролетали над сеткой. Азартная и бескомпромиссная игра привлекла внимание других теннисистов и праздных зевак. Они потянулись к центральному корту и с живым интересом стали наблюдать за исходом борьбы.

Среди зрителей находился помощник военного атташе при посольстве СССР в Лиссабоне сотрудник резидентуры ГРУ майор Геннадий Сметанин. Но игра его вовсе не интересовала, ему был интересен только игрок — военный атташе посольства США в Португалии полковник Джон Нортон. К нему он присматривался уже не первый день и искал удобный предлог, чтобы вступить в контакт.

Игра закончилась в пользу американца. Болельщики, наградив победителя аплодисментами, потянулись к выходу. Нортон, великодушно похлопав по плечу огорченного соперника, смахнул полотенцем поте лица и направился к раздевалке. Сметанин посчитал, что более подходящего момента начать с ним разговор не найти. Спустившись с трибуны, он резко прибавил шаг и, поравнявшись с Нортоном, начал разговор с поздравления с победой. Тот благосклонно кивнул головой, а затем цепким взглядом прошелся по поклоннику своего теннисного таланта.

Сметанин решил: если не сейчас, то никогда. Этот монолог он заучил наизусть давно и выпалил его как пулемет. Что является кадровым разведчиком ГРУ. Что готов порвать с тоталитарной советской системой и продолжить борьбу с ней в рядах американской разведки. Что восхищен западным миром, в котором краски жизни ярче, чем за «железным занавесом», в СССР, и где человек по-настоящему свободен. И когда запас высокопарных слов иссяк, заявил, пряча глаза: готов сотрудничать на условиях предоставления ему политического убежища в США и достойного вознаграждения.

Американский разведчик — стреляный воробей, но от неожиданности он растерялся и в первое мгновение не знал, что ответить: не каждый день к нему обращались с подобными предложениями. В голове вихрем промчались мысли: «Провокация КГБ? Сумасшедший? Или сказочная удача, которая выпадает не каждому разведчику, — ценнейший источник информации сам плывет в руки?!»

Фамилия Сметанин мало что ему говорила. По большому счету тот нигде не засветился перед американской разведкой. И потому опытный, осторожный Нортон решил повременить с ответом. Он предложил «изменнику на месте» встретиться на следующий день в более располагающей обстановке и назвал адрес. Сметанин согласился и, бросив на прощание короткое «О’кей», поспешил затеряться в парке.

Остаток дня и всю ночь его терзали сомнениями, но не по поводу совершенного предательства, а по поводу того, насколько американцы окажутся щедры в оплате предложенных им услуг. Он опасался продешевить, так как слишком много поставил на кон в уже давно задуманной игре.

Когда, в какой именно момент к нему пришло решение порвать с прошлым и начать новую жизнь в «свободном мире»? В мире, где, как полагал Сметанин, с его способностями легко добиться всего: успеха, славы и денег. Когда? Может быть, тогда, в кабинете «политического вождя» будущих военных разведчиков генерал-лейтенанта «Д», которому докладывал о неблагонадежности однокурсников, а потом на партсобраниях клеймил позором отступников? Или позже, во Франции, где их с женой ошеломило изобилие в магазинах? Теперь это не имело значения. Он ломал голову над тем, как сразу сорвать с американца солидный куш.