Хайнц Хёне - Черный орден СС [История охранных отрядов] [litres]

С того момента все высказывания и замечания Лутце регистрировались и доносились в партийную канцелярию. В одном из донесений сообщалось: «Гитлер нарушил свои обещания в отношении церкви… – сказал Лутце. – Мы хотим быть носителями идей, а не кинжалов».

Руководство СС обратило внимание и на сближение Лутце с гауляйтером Польши, явным врагом СС, Хансом Франком.

Созданная Франком так называемая особая служба, нечто вроде частной полиции, просуществовала два года. Тогда оберфюрер СА Пельц, ответственный за восточные районы, предложил использовать в Польше штурмовиков в качестве вспомогательной полиции. Это явилось бы своеобразным противовесом подразделениям СС и полиции безопасности.

Но такое предложение не прошло, Пельц намеревался представить подразделения СА в распоряжение авиационного командования в Кракове (в этом случае он получил бы оружие, включая пулеметы и зенитные орудия). Ставленник Гиммлера Крюгер добился отмены согласия краковского авиационного командования на использование штурмовиков. СА предприняло еще одну попытку: она испросила в министерстве по делам восточных районов разрешение на создание восстановительной службы на всех захваченных восточных территориях. Гиммлеру опять удалось перечеркнуть интригу своего противника.

Известие о том, что Лутце в феврале 1943 года выехал в «королевство» Франка и поселился на его вилле в курортном местечке Криница, вызвало у Гиммлера панику. Он тут же написал Борману письмо следующего содержания: «Считаю пребывание начальника штаба СА Лутце в генерал-губернаторстве Польша не отвечающим складывающейся обстановке… Думаю, что ему лучше направиться на один из курортов рейха».

Через несколько месяцев Лутце погиб в автокатастрофе. Но хотя СС избавилась от опасного противника, СА продолжала оставаться тем резервом, к которому обращались противники «черного ордена». Даже рейхсминистр по делам восточных районов Альфред Розенберг пытался опереться на лидеров СА, чтобы ослабить железную хватку СС на оккупированных территориях. Все тот же Бергер почувствовал возможность создания новой оппозиции, о чем сообщил своему шефу. «К своему удивлению, я установил, – писал он, – что вокруг Розенберга собирается целый ряд гауляйтеров, лидеров СА и партии, считающих его „последним защитником прав“, высказывающих мнение, что рейхсфюрер СС слишком высоко вознесся, и неодобрительно относящихся к росту влияния СС».

Новоколониалисты в России держались по отношению к СС настороженно. Среди десяти генеральных комиссаров, управляющих восточными районами, были два гауляйтера, два обергруппенфюрера СА, два представителя национал-социалистской партии, два деятеля немецкого рабочего фронта и два чиновника, но ни одного эсэсовца. Не благоволило СС и высокое начальство: рейхскомиссар Украины Эрих Кох (от которого СС хотела избавиться еще в середине тридцатых годов) и гауляйтер «Остланда» Хинрих Лозе (по оценке Бергера, «человек без понятий»). На рейхскомиссариат Москвы планировался обергруппенфюр СА Зигфрид Каше, чудом оставшийся в живых и саботировавший действия СС где только возможно.

Мотивы их неприязни к СС были самыми разнообразными. Неоимпериалист Кох, жестоко расправлявшийся со славянскими «недочеловеками», опасался за свое положение феодала. Лозе считал методы СС слишком жестокими.

Изменение характера войны на Восточном фронте побудило некоторых лидеров СС абстрагироваться от концепции «сверхчеловеков» и смягчить обращение со славянскими народами. Даже Бергер летом 1943 года стал сторонником дифференцированной восточной политики. Перейдя в качестве начальника политического управления в «восточное» министерство, он сделался ярым помощником Розенберга в его борьбе с самоуправством Коха.

Генрих Гиммлер словно заглянул в пропасть. В будущем его ожидали новые столкновения с партией.

Как только Адольфа Гитлера покинуло военное счастье, во властных структурах усилилась поляризация. СС и партия грызлись между собой все сильнее. В ходе войны, как отмечал британский историк Хью Тревор-Ропер, партийная машина взяла на себя право руководства вооруженными силами и прежде всего – вопросы управления и обеспечения, строительства укреплений и эвакуации, становясь даже могущественнее при новых поражениях немецкого оружия. В лице Мартина Бормана после отлета Рудольфа Гесса в Англию партия обрела человека, старавшегося решительно отстранить СС от рычагов управления третьего рейха. Действовал он без лишнего шума, незаметно, повсеместно и эффективно, осуществляя контроль за ставкой фюрера, за отношениями Гитлера с партией, держа в своих руках гауляйтеров и руководителей государственного аппарата.

Гиммлера не покидала мысль о возможной дуэли с партией, зная о ее неприязни к себе. Поэтому он старался избегать возможных столкновений, пока это позволял престиж ордена. Партийная бюрократия – аппаратчики, люди, жаждавшие получения высоких должностей, золотых петлиц и богатств, – отвергала с презрением этого учителишку с его культом ордена и древних германцев, даже внешне не производившего должного впечатления. Для партии он оставался чужаком, какую бы форму ни надевал. Казавшийся всемогущим рейхсфюрер СС болезненно реагировал на любую партийную критику. Если в кругу своих приближенных он иногда позволял себе грозные высказывания, что, мол, порядок в Германии будет установлен лишь тогда, когда последний гауляйтер будет повешен на фонарном столбе, то партийным иерархам достаточно было кашлянуть, чтобы сбить Гиммлера с толку.

Даже его письменные приказы и распоряжения о недопустимости слежки за партийными функционерами и вмешательстве СД в партийные дела свидетельствовали о слабости Гиммлера. С раздражением воспринимал он жалобы и замечания бормановской канцелярии в отношении критических заметок и статей в адрес партии на страницах «Черного корпуса», изливая свой гнев на ее редакторов. Когда, например, руководительница имперского женского союза Гертруда Шольц-Клинк подвергла критике «Черный корпус» за шутливую заметку редактора газеты Михеля Мумма по поводу высказывания одного из местных партийных вожаков («Мы размножаемся») в связи с рождением очередного ребенка, Гиммлер строго указал:

«Рейхсфюрер СС не желает, чтобы в „Черном корпусе“ впредь печатались статьи Михеля Мумма, поскольку они слишком часто дают повод к жалобам и недовольству».

Когда рейхсляйтер Карл Филер высказал возмущение, что «Черный корпус» использует, «как когда-то еврейские газетенки, любой повод заклеймить все чиновничество как бюрократов и консерваторов», или Борман потребовал оставить в покое отдельных товарищей по партии, редакция получала очередной нагоняй от Гиммлера. 2 мая 1941 года он написал главному редактору: «Это происходит оттого, что ваша когда-то высокочтимая газета снизошла до кухонных сплетен. Откажитесь, наконец, от этих глупых шуточек, которые нисколько не интересуют читателей, доставляя удовольствие лишь господам писакам, желающим удовлетворить свою внутреннюю потребность».