Хайнц Хёне - Черный орден СС [История охранных отрядов] [litres]

Лишь Майзингер принадлежал к «старым бойцам», приняв участие в событиях 9 ноября 1923 года.

Что касается криминальинспектора Мюллера, унтер-офицера и летчика в Первую мировую войну, то он работал в мюнхенском полицейском управлении с 1919 года и слыл ярым противником коммунизма. Мюллер принимал участие в расстрелах красных в период низвержения Баварской советской республики, а во времена Веймарской республики занимался как раз вопросами борьбы с коммунистами, прибегая иногда к противозаконным действиям.

Правда, тогдашнему руководству было известно, что, если бы это входило в его обязанности, он не менее рьяно выступал бы и против правых. Обладавшего неимоверным тщеславием Мюллера считали явным приверженцем существующей государственной системы.

Мюнхенские национал-социалистские партийные деятели высказывали опасение, окажется ли профессионально пригодным для новой Германии этот человек, исправно ходивший в церковь, жертвовавший всего 40 пфеннигов на национал-социалистское движение и бывший к тому же зятем издателя газеты баварской народной партии – «Дер Вюрмтальботе».

В характеристике, данной Мюллеру 4 января 1937 года, было сказано: «Он прет вперед, невзирая ни на что, и, пробиваясь локтями, постоянно старается демонстрировать свою старательность. При этом не стесняется рядиться в чужие перья».

А партийный секретарь мюнхенского района Пазинг добавил к этому: «Мы с трудом можем представить его в качестве члена партии».

Тем не менее у шефа СД хватило фантазии и холодного расчета взять этого рутинера к себе на службу в числе других членов группы Флеша. Не был забыт и антинацист Хубер, естественно, не пользовавшийся никаким авторитетом в местной организации НСДАП.

Гейдрих вызвал к себе Хубера и достал «черный» список. Не говоря ни слова, в гнетущей тишине, он пальцем водил по строчкам, затем вдруг задал неожиданный вопрос: «Так какой из Хуберов вы?»

Хубер дал пояснения. После короткой беседы чиновник покинул комнату, где проходила их встреча. Для Гейдриха стало ясно, что Франц Иосиф Хубер, как и остальные отцы семейств из мюнхенского полицейского управления, будет со всем рвением работать на новый режим, против которого когда-то боролся.

Мюнхенское партийное руководство никак не могло взять в толк, как это «ненавистный противник национал-социалистского движения» вдруг станет стражем режима. И этот человек, «старавшийся совсем недавно заслужить похвалу начальства своими действиями, направленными против нацистов», человек, назвавший в свое время великого фюрера Адольфа Гитлера «приблудным безработным мазилой и дезертировавшим австрийцем», будет теперь работать с ними.

Мюллер и его коллеги были готовы оправдать такую терпимость по отношению к себе. Вместо увольнения со службы мюнхенские криминалисты получили даже повышение: их приняли в число сотрудников СД. Унтерштурмфюреры СС Мюллер, Флеш, Хубер и целый ряд других бывших полицейских с удовольствием нашили на рукава ромбы с эмблемой СД, хотя в душе и сохранили к ней отрицательное отношение.

Гейдрих не ограничился баварцами, использовав также группу берлинских профессионалов, предводителем которых был оберрегирунгсрат Артур Нёбе, ничем не уступавший в профессиональных вопросах Мюллеру.

После казни Нёбе, единственного из группенфюреров СС, принявшего участие в заговоре против Гитлера 20 июля 1944 года, на свет появилась его характеристика, данная преемником Гейдриха – Эрнестом Кальтенбруннером 105, поразительно напоминавшая приведенную здесь характеристику на Мюллера: «Противоречивая натура с болезненным тщеславием… Человек, готовый, не считаясь ни с чем, отбросить в сторону все, что могло бы помешать ему в продвижении наверх».

Нёбе, сын берлинского школьного учителя, 1894 года рождения, саперный обер-лейтенант, работавший в берлинской криминальной полиции с 1920 года, оказался хорошим последователем своего циничного окружения.

Он занимался то наркотиками, то грабежами и убийствами. В 1931 году стал криминалькомиссаром, вступил в нацистскую партию, соблазненный ее обещаниями (тем, что Веймарская республика не могла дать полиции) – повышение зарплаты, техническое оснащение, объединение усилий в борьбе с преступностью, защита от необъективной критики прессы и усиление мер наказания. Более того, он вступил в СА, затем в СС и перевелся в гестапо, где возглавил отдел по исполнению принятых решений. Вскоре, однако, Нёбе пожалел о своем переходе в гестапо из-за начавшейся борьбы между Гиммлером – Гейдрихом и протеже Геринга Рудольфом Дилем. Представив Гейдриху компрометирующие материалы на Рёма, он надеялся уйти из гестапо. Это ему удалось лишь частично.

Кроме мюнхенской и берлинской групп, Гейдрих привлек к себе чиновников и юристов и из других частей Германии, в том числе Вернера Беста, судью из Гессена, который стал ближайшим его сподвижником, а впоследствии и противником.

Сын почтового чиновника Карл Вернер Бест, родившийся 10 июля 1903 года в Дармштадте, изучив право в университетах Фрайбурга, Франкфурта и Гиссена, пошел по судейской линии. Он был сторонником сильной государственной власти, националистом и романтиком – учеником Эрнста Юнгера, считавшего войну «необходимой и естественной формой жизненного процесса». В 1930 году им была опубликована статья, представлявшая собой программное исследование народного «правового» государства. Утверждая «роль государства как высшего проявления надындивидуального стремления к власти», Бест не поддерживал идеалы либерального государственного устройства и лишал право его общепринятого смысла и значения.

По мнению Беста, право – лишь средство борьбы за власть, «разграничивающее результаты этой борьбы – приход к власти одной стороны и потерю ее другой». Бест писал: «Целью любой государственной власти является установление господства. Чем всестороннее это господство, тем совершеннее государство».

Он не удовольствовался только словами. Когда в Веймарской республике в середине 1931 года возникла ситуация, связанная с возможностью коммунистического переворота, Бест собрал в пансионате «Боксхаймерхоф» под Вормсом своих сторонников и обратился к ним с предложением проведения национал-социалистского контрпереворота. Тогдашние дискуссии и резолюции стали потом известны как «боксхаймские документы». Красной нитью в них проходило требование Беста: «После самоустранения властных структур и ликвидации коммуны СА и отряды местной самообороны должны взять в свои руки осиротевшую власть и обеспечить строжайшую дисциплину среди населения. Лиц, имеющих оружие, надлежит расстреливать на месте без суда и следствия».