Саша Сулим - Безлюдное место. Как ловят маньяков в России

Ходили в телевизор и мать, и сестра Попкова — и тоже вспоминали его детство и молодость и настаивали на невиновности родственника. Антонина Попкова рассказывала, что в детстве сын был отличником, любил готовить, был чистюлей — и всегда слушал мать: «Я старалась вырастить мужчину, мужика. Он даже как-то хотел откосить от армии, я ему сказала — нет, а мое слово для него закон был». Елена говорила, что у брата была идеальная семья, и ни о каких проблемах она от него никогда не слышала.

«Миша, ты бы какой-то знак, что ли, подал: делал ты это или нет, — обратилась к сыну Антонина Попкова. — И почему? Что случилось? И зачем? Все-таки с сестренкой рос, семью завел, дочку сильно любит, жену. Идти на такие вещи — значит лишиться семьи, не видеть дочку, не видеть родных. Он разве этого не знал?» Она заключила, что всегда будет любить сына, но, если он действительно совершил то, в чем его обвиняют, «пусть отвечает».

Отношения самого Попкова с матерью после того, как его задержали, фактически прервались — писем от нее он не получает, а сам написать не решается: только передает приветы через сестру. Зато Екатерине — а также жене и сестре — он много лет писал регулярно. Поначалу они отвечали часто, потом — все реже и реже, в последние годы коммуникация разладилась совсем: никто из родных не приезжает к Попкову на свидания, денежные переводы и передачи ему тоже присылать перестали. Попков на родных не обижается — говорит, что у них есть дела поважнее, да и вообще: «Нежелательно, чтобы на них вся эта ситуация как-то отразилась».

Особенно Попков переживает, чтобы его история никак не отразилась на судьбе внука. Ему в 2020 году исполнилось пять лет, и назвали его в честь деда — Михаилом.

Когда в мае 2014 года дело Попкова направили в суд, уже было ясно, что 22 эпизодами обвинения все не ограничится — убийца продолжал писать признания в новых преступлениях. Их решили выделить в отдельное производство и поручить Следственному управлению по Иркутской области. В сентябре у «маньячной группы» опять сменился руководитель — теперь ее возглавил следователь по особо важным делам Евгений Карчевский.

Тридцатичетырехлетний Карчевский, который когда-то решил стать следователем, начитавшись рассказов о Шерлоке Холмсе, не первый раз имел дело с серийными убийцами. Еще в 2010 году ему поручили разбираться с преступниками, которых в Иркутске прозвали «молоточниками» — за то, что они часто забивали своих жертв молотками. Никакой системы в их поступках не было — убийцы просто решали напасть на случайного прохожего в темное время суток, заходили со спины и били молотками, или киянками, или битами, или ножами. Орудовали они на территории иркутского Академгородка; за полгода от таких нападений пострадали 10 человек, шестеро из них умерли.

Нашли убийц почти случайно — мужчина принес в полицию камеру с видеозаписью одного из преступлений и сказал, что нашел ее у своего племянника. Быстро выяснилось, что этот племянник — 18-летний Никита Лыткин — вместе со своими другом и ровесником Артемом Ануфриевым и были «молоточниками». Более того, Ануфриев и Лыткин хвалились убийствами и описывали свои преступления в своих соцсетях, но никто из их читателей не счел необходимым привлечь к этому внимание.

«Молоточники» сразу признали вину и с удовольствием делились подробностями своих преступлений. Они не скрывали, что восхищаются другими серийными убийцами. Ануфриев даже создал в одной из соцсетей группу, посвященную битцевскому маньяку; она называлась «Пичушкин — наш президент». Однажды, подписывая один из протоколов допросов, юноша даже процитировал слова Пичушкина следователю: «Как говорил один герой, дайте мне стакан виски и сигару — и вы узнаете столько нового об этой жизни, что у вас волосы зашевелятся на голове». Как рассказывает Карчевский, Ануфриев и Лыткин не просто входили в неонацистские объединения, а почти буквально считали себя сверхлюдьми, способными решать, «кому жить, а кому умереть».

Доказать их вину в нападениях было легко — своей главной заслугой в этом деле Карчевский считает, что убийц признали организаторами и членами экстремистского сообщества, которое исповедовало человеконенавистнические взгляды. По словам следователя, он был пионером такого применения 282-й статьи Уголовного кодекса в регионе. (На деле за год до приговора «молоточникам» суд в Братске признал виновными в организации экстремистского сообщества «Боевая организация коммунистов-революционеров» трех мужчин, которых обвиняли в поджоге офиса «Единой России».) В 2013 году Ануфриева приговорили к пожизненному заключению, а Лыткина — к 20 годам тюрьмы.

Занявшись делом Попкова, первый месяц Карчевский читал материалы дела, чтобы выстроить в голове общую картину. Следователь вообще говорит, что любит читать: «Кто-то идет в работе по наитию, а я люблю читать, где персонажи описывают свои действия, — потом, видимо, на подсознании применяю оттуда какие-то вещи».

Следующие четыре года Карчевский вместе с группой Артема Дубынина расследовал причастность Михаила Попкова к еще шести десяткам убийств. Сработались они отлично. «Я знаю, что эту группу очень многие из ГУВД не любили, но думаю, что это все [про лень оперативников] говорилось только в сердцах и сгоряча, — рассуждает Карчевский. — Ведь они смогли поймать серийного маньяка, который стал известен на весь мир. Думаю, их имена останутся в истории, а те, кто распространяет непонятную информацию и просто завидует, навсегда останутся в темноте».

Следователь начал выстраивать с Попковым психологический контакт — и быстро сделал о нем первые выводы. «Я как его увидел, просканировал, понял его взгляд на мир и на происходящее, так оно все и осталось, ничего не поменялось, — рассказывает Карчевский. — Сразу стало понятно, что человек безразличен ко всем окружающим и к происходящей с ним ситуации. Его интересует только то, что творится с ним и с его близкими. Что касается остальных людей — ему абсолютно безразлично. „Моя хата с краю, ничего не знаю“ — это про него. Точно так же он относился и к жизни другого человека — полнейшее безразличие. А негативное отношение к женскому полу никуда не делось и после ареста. Несмотря на то что он сидит в полной изоляции от общества, стакан-то у него не расплескивается — только накапливается».

Всегдашняя улыбка Попкова следователя тоже никак не убеждала — он считал ее «оскалом ненависти и злости», обратив внимание на то, что в глазах убийцы никогда не видно никакой радости и интереса к собеседнику. «Дай ему волю, он всю свою сущность в течение пяти минут вашего общения продемонстрировал бы, — продолжает Карчевский. — Он сейчас, может, сидит, мысленно вас разбирает на кусочки. За его дружелюбной маской прячется человек, который никого не любит и не скрывает этого». При этом, когда семья перестала заботиться о Попкове, следователь начал помогать ему сам: «Вижу, носки драные, брюки все изношены. Шел, покупал, одевал [его]. Это был не подкуп, это было просто человеческое отношение».