Тайный адвокат - Ложные приговоры, неожиданные оправдания и другие игры в справедливость

Уголовное право – мерзкий недоразвитый двоюродный брат других, куда более утонченных и цивилизованных направлений права.

Роль, отводимая барристерам в этих страданиях, как я понял, мало кто толком понимает. Вина за это лежит главным образом на нас самих. Для профессиональных адвокатов мы невероятно паршиво объясняем род своих занятий. Если вкратце, то барристер уголовного права в первую очередь является адвокатом, ведущим различные уголовные дела в суде – как правило, в суде присяжных, – представляя при этом интересы защиты или обвинения. На практике же для этой работы также требуются навыки соцработника, семейного психотерапевта, манипулятора, переговорщика, личного водителя, спонсора проезда на общественном транспорте, бухгалтера, няньки для склонных к самоубийству, поставщика кофе, запасного папы с мамой в одном лице, а также, как это однажды случилось, человека, вынужденного сообщить заключенному о том, что у его подружки нашли гонорею, – даже не знаю, можно ли как-то назвать подобную «должность».

Моя повседневная работа разносторонняя и хаотичная. Чаще всего я выступаю в качестве обвинителя или защитника на суде присяжных, однако порой бывают дни, напичканные другими, более быстрыми слушаниями: отказ в предоставлении залога для подозреваемого в поджоге – тут; попытка еще больше смягчить приговор на заключительных слушаниях по делу торговца героином – там. Я то веду свои собственные дела, то замещаю коллег, застрявших где-то еще.

Каждую секунду каждого дня я имею дело с непредсказуемой, иррациональной, настоянной на адреналине суматохой, в которой единственной определенностью является полная неопределенность. Слушания и судебные разбирательства наслаиваются по времени друг на друга, неожиданно откладываются либо объявляются из ниоткуда в самый неподходящий момент, из-за чего попросту невозможно наверняка сказать, чем именно и где ты будешь заниматься через четыре часа. Кости ноют, кожа на туфлях стирается за пару месяцев, а плечо невыносимо устает и болит от того, что постоянно таскаешь на нем набитый бумагами, книгами, а также париком и мантией портфель между разными залами суда, а также из одного города в другой. Ты привыкаешь к забрызганной кровью подноготной жизни других людей; тебя нисколько не трогает обыденность очередного «рядового» ножевого ранения; у тебя не вызывает никаких эмоций бесконечная череда сексуального насилия. Ты в лучшем случае член семьи на полставки или ненадежный товарищ, который должен забывать про выходные, свадьбы и похороны по первому требованию судьи. Если я не задерживаюсь на работе, то прихожу домой в восемь вечера, а если задерживаюсь – то на следующее утро. Добавьте ко всему еще и «преимущества» самостоятельной занятости – вечное отсутствие какого-либо намека на стабильность, страх остаться без работы, отсутствие оплачиваемых больничных, отпускных или пенсии, тот факт, что работа государственным адвокатом в пересчете на потраченные часы может оплачиваться в итоге ниже минимальной заработной платы, – и становится понятно, почему уголовная адвокатура во многих смыслах ассоциируется с невыносимым существованием. И вместе с тем в ней есть нечто чрезвычайно особенное.

В эпоху, когда присяжные практически исчезли с гражданских процессов, уголовное право осталось последним оплотом истинных адвокатских традиций, в соответствии с которыми сила убеждения и рациональной аргументации, чья значимость подчеркивается нашей исторической помпезностью – особой манерой говорить, роскошью залов суда, нелепыми поношенными париками эпохи Реставрации из конского волоса, – является тем самым инструментом, который дарует человеку свободу либо лишает ее. Очевидно, чем подобные спектакли могут привлечь эгоцентриста с ненасытным желанием быть в центре внимания, – а подобное описание применимо практически ко всему адвокатскому сословию, – однако для меня, а также для большинства известных мне барристеров уголовного права причина пойти по данному пути была куда более возвышенной и всеобъемлющей: в уголовном праве ставки наиболее высоки.

Если я не задерживаюсь на работе, то прихожу домой в восемь вечера, а если задерживаюсь – то на следующий день.

Если проиграть дело по гражданскому или финансовому процессу, то в худшем случае человек теряет кучу денег либо лишается возможности их получить. Если проиграть дело по семейному праву, то может лишиться детей. В случае, если дело касается земельного права, можно потерять дом. Все это весьма значительные события, способные кардинально изменить жизнь каждого человека. А вот если проиграть уголовное дело, то вплоть до 1956 года можно было расстаться с жизнью. Хотя мы и оставили в прошлом традицию санкционированного телесного насилия, расчленения и убийства, мы заменили ее лишением человека свободы – наказанием, которое способно с лихвой компенсировать все вышеперечисленные, а то и вовсе их превзойти. Лишение свободы и возможности жить с близкими, выполнять свою работу, обеспечивать свою семью; упразднение какого-либо стремления к счастью, временное прекращение существования человека на период, определяемый государством, не озабоченным последствиями этого для вас или ваших родных, – это та цена, величина которой понятна лишь тем, кому довелось ее заплатить.

Лишение свободы – это временное прекращение существования человека, та цена, величина которой понятна лишь тем, кому довелось ее заплатить.

И мы, ломовые лошади уголовного права, таскающие парики с мантиями из одного зала суда в другой по всей стране, часами напролет копаемся в самых ужасных человеческих историях, и все из-за горячей – а кто-то бы, наверное, сказал «наивной» – веры в правопорядок и в нашу роль в его поддержании. Когда преступнику удается избежать правосудия, страдает от этого не только потерпевший. Опасность, возникающая в случае оставшегося безнаказанным пагубного поступка, представляет серьезнейшую угрозу личной свободе каждого из нас. Если будет слишком много несправедливо осужденных либо слишком мало преступников будут получать по заслугам, то хрупкий социальный контракт, связывающий нас всех между собой и с государством, может рассыпаться в пух и прах. Проще говоря, если достаточно большое количество людей посчитает, что государство неспособно осуществлять правосудие, то они могут начать вершить его самостоятельно.

Именно по этим причинам я искренне и без какого-либо преувеличения полагаю, что работа в области уголовного права, а также наша роль в обвинении и защите подозреваемых в совершении уголовных преступлений являются незаменимыми для поддержания мирного демократического общества. Когда люди чувствуют, что им отказывают в правосудии, они начинают по-настоящему возмущаться и приходить в ярость. Именно в трещинах правосудия берут свои корни все антидемократические и антиправительственные настроения.