Александр Коржаков - Кремлевские сказы

Но все же самые вкусные куски власти и денег царства сосредоточены в столице. Туда стремятся жулики со всей страны. Столицей заведует генерал-губернатор Собакин (они с питерским Собакевичем просто однокоренные однофамильцы).

Начинал трудовую биографию Собакин шаманом в тундре – мозги коренному населению выносил. Затем переключился на керосин, который разбавлял оленьей мочой. Царь там тоже в доле был (правда, тогда еще не царь, а так – седьмая вода на дворцовом киселе, мелкий стрелец на подхвате). Но мошну многие на этом набили и заслуги Собакина не забыли: перекинули на столицу. Одно дело – тундра, хоть и богатый край, но Тмутаракань, и совсем другое – столица, где крутятся все барыши царства.

Собакин сказал: «Прошли времена, когда тут пчеловоды в кепках бесчинствовали, теперь все будет иначе, отныне главное – это забота о жителях». Жители очень быстро впали в изумление от такой заботы о них. Понаехавший в стольный град глубинный народ сноровисто содрал с улиц весь дубовый настил мостовых – крепкий еще, служить и служить! В город потянулись подводы с элитной сибирской лиственницей: брали ее собакинцы в тайге за пять копеек, а из казны гребли пять рублей. Настелили прямо в грязь, и следующей весной, знамо дело, вся эта деревянная лепота погрузилась в говна. Это ж надо все сначала!

Собакинские приказчики вышли к народу и сказали:

– Это из-за вас казус такой! Вы, нищеброды, ходить не умеете, шкрябаете лаптями по благородной лиственнице, вот она и вспучилась, а где не вспучилась – утонула. Сызнова все сделаем, готовьтесь подати платить…

И выложили мостовую уже не деревом, а уральским мрамором за сто рублей аршин (на самом деле полтина). Но никогда такого не было, и вот опять! Мраморная мостовая тоже скособочилась. Народ спотыкается, а приказчики потные ладошки трут – менять надобно. И длится сей мартышкин труд много лет, горожане привыкли уже ходить криво между ямами. А приказчики себе дворцов понастроили, баб в соболя нарядили, а дочек – в жемчуга и на водах отдыхают по три раза в год.

Сам Собакин осторожничает, носит кургузый полушубок и изображает из себя разночинца. Но всякий знает, что из каждого присутственного места, харчевни или богадельни торчат уши его приказчиков и доверенных людей. С миру по нитке – Собакину новые активы. Кстати, как водится у бояр, как только в столицу перебрался, он завел себе новую бабу. Из тундры выписал. Говорит, Дракова (такая, уж извиняйте, у нее фамилия) для дела ему надобна. Народ по привычке шапку ломает, но про себя усмехается – знаем, дескать, вашу скрепу: чем выше пост, тем новее баба.

Дракова – заслуженная канцелярская крыса, поднаторевшая в боярских домах интриговать да выпытывать тайны, которые и докладывает своему шефу. Всю столицу опутала сетью своих доносчиков, и если где какая крамола умышляется – ну, например, несогласованный боярский сын или дочь в Думу лезут, – Дракова тут как тут, под корень изведет самозванцев. Салтычиха натуральная, только в платье от Диора.

Кстати сказать, Собакин хоть на нее и тратится, но у нее и самой копейка трудовая всегда имеется. Ну, хотя бы за счет обеспечения доступа к телу Собакина. Приходит купчишко какой-нибудь, из Сызрани понаехавший, в городскую управу и говорит: хочу лабаз поставить и коноплей торговать. Ему говорят: к Собакину ты на козе не подъедешь, иди, мил человек, к Драковой – она подмогнет печать на челобитной получить. Прихватит с собой купчишко дюжину соболей да золотишка пригоршню, задобрит Дракову, она в опочивальне шепнет на ухо Собакину, и вот уже сызранский торгаш столичным стал.

Собакин ей как-то сказал:

– Вот ты баба ушлая! Я меньше на мостовых зарабатываю, чем ты на мне.

Баба за словом в карман не полезла:

– Ну не все ж тебе на мне ездить…

Короче, как сказал еще один Собакевич (книжный) в беседе с Чичиковым, «я их знаю всех: это все мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет».

Однажды поезд со столичными мошенниками отправился на Север. Все овраги вокруг столицы забиты отходами жизнедеятельности под завязку, и собакинские эффективные мусорщики придумали ход: грузить помойку в вагоны и по железной дороге отправлять к поморам – там, в первозданной тайге, еще много складок местности, не видевших хорошей свалки бытовых отходов.

Вонючий поезд прибыл на станцию назначения, а там – толпа мрачных мужиков-поморов с дубьем и вилами. По бородатым физиономиям хозяев гости поняли, что душевного приема не будет.

Главный помойный менеджер в модном туристическом прикиде влез на теплушку с мусором и вскричал фальцетом:

– Мужики! Что невеселые такие?

– Тамбовский волк тебе мужик, – сдержанно ответили поморы. – Вали взад и говно свое забирай.

– Да что вы такое говорите! – кипятился столичный специалист. – Вас ввели в заблуждение относительно наших намерений! Это будет экологически чистый полигон отходов, от которого местности – польза, а народу – удовольствие!

– Бабе своей расскажи про удовольствие…

– Будут инвестиции, занятость, инфраструктура! Я вам сейчас все мотивированно изложу, и вы согласитесь…

– Бабу свою поучи щи варить…

– А не согласитесь, вызову войска генерала Золотушного!

– Слышь, припадочный, завали хлебало, не доводи до греха. Вот тут болото, в нем мумии тыщу лет лежат, будто новые…

Так с тех пор и длится это стояние на лесном полустанке: стоит поезд с московским мусором и менеджером в теплушке, который зарос щетиной и научился пить брагу, а напротив поморы лагерем встали, плетут корзины и лапти и зорко следят за тем, чтобы менеджер не гадил в тайге упаковками от доширака.

Забравшись в преданья старины не столь глубокой, обнаружим там, что сам Собакин не по щучьему веленью из тундры в Первопрестольную попал, а стараниями царева ближнего человека по фамилии Секин. Это олигарх неприкасаемый (вернее, неприкосновенный), потому что когда-то за самим будущим царем портфель носил – секретаршей у него служил. Поэтому теперь он чуть ли не второй человек в царстве, государственник и имеет право на любые подгоны из бюджета.

Секин любит публично рассуждать про национальные интересы, но все это пустой треп и пурга. Стартовала его придворная карьера с обычного холуйства – носил за товарищем питерского Собакевича мешок с бумагами, накрывал поляны и обеспечивал баню. А эти обязанности, как нас история учит, на Руси и есть самый короткий путь к вершинам власти. Когда-то так мечтал он о ней, что из штанов выпрыгивал, угождая патрону. И пуще всего радовался объедкам с монаршего стола, каковые у него всегда в доме водились. С тех времен осталась у Секина традиция дарить нужным людям колбаску собственного производства – понятно, что не сам ее он делает, а холопы из добытых браконьерским способом зверей.