Ниал Фергюсон - Площадь и башня [Cети и власть от масонов до Facebook]

Иллюминаты не были причиной Французской революции и тем более восхождения Наполеона, хотя эти события, несомненно, пошли им на пользу (все, кроме Вейсгаупта, получили прощение, а некоторые, в частности Дальберг, обрели большой вес). Они вовсе не продолжали строить козни, стремясь к мировому господству, вплоть до нынешнего времени, а прекратили всякую деятельность еще в 1780-х годах. Попытки же возродить орден в ХХ веке оказывались по большей части надуманными [238] В марте 1901 года Леопольд Энгель возродил орден иллюминатов вместе с Теодором Ройссом, позднее соратником знаменитого британского оккультиста Алистера Кроули. Во время и после Второй мировой войны имя иллюминатов решили оживить швейцарский экономист Феликс Лазерус Пинкус и пекарь Герман Йозеф Мецгер. До смерти Аннемари Эшбах современным домом иллюминатов называла себя швейцарская коммуна Штайн в кантоне Аппенцелль-Аусерроден. (Прим. авт.) Аннемари Эшбах – верная последовательница Мецгера на протяжении нескольких десятилетий. Происходившая из состоятельной семьи, имела возможность финансировать его деятельность. (Прим. ред.) . Тем не менее история иллюминатов является неотъемлемой частью сложного исторического процесса, который привел Европу от Просвещения к революции и империи, – процесса, в котором интеллектуальные сети, бесспорно, играли решающую роль.

Обращаясь к лучшим современным исследованиям, в этой книге я пытаюсь высвободить историю сетей из тисков конспирологов и показать, что исторические перемены часто можно и должно понимать с точки зрения именно таких вызовов, которые сети бросают иерархическим порядкам.

В эпическом спагетти-вестерне Серджо Леоне “Хороший, плохой, злой” герои, которых играют Клинт Иствуд и Илай Уоллак, охотятся за пропавшим золотом конфедератов. Дело происходит во время Гражданской войны, и сокровища зарыты на огромном новом кладбище под одной из могильных плит. К сожалению, они понятия не имеют, под какой именно [239] На самом деле “Хороший” (Иствуд) знает, где зарыто золото, – под камнем с надписью “Неизвестный” рядом с другой могилой, которую вначале раскапывает “Плохой” (Уоллак), думая, что “Хороший” указал ему верное место, и надеясь завладеть золотом в одиночку. (Прим. пер.) . Иствуд, предусмотрительно разрядив револьвер Уоллака, поворачивается к напарнику и произносит бессмертную реплику: “Видишь ли, дружище, в этом мире все люди делятся на два сорта. У одних – заряженные стволы. А другие копают. Давай копай”.

Это современный пример древней истины. На протяжении большей части человеческой истории жизнь была устроена иерархическим образом. Лишь немногие наслаждались привилегиями, которые появились у них благодаря монополизации насилия. Все остальные копали.

Почему же иерархии предшествовали сетям? Ответ очевиден: даже в самых ранних группах доисторических гоминидов имелось разделение труда и существовала иерархия, основанная на обладании природными качествами – физической силой и умственными способностями. Поэтому первобытные племена были – и остаются – похожими скорее на иерархии, нежели на распределенные сети [240] Cassill and Watkins, ‘Evolution of Cooperative Hierarchies’. . Даже “по необходимости объединенные охотники-собиратели” нуждались в руководстве [241] Tomasello, ‘Two Key Steps’. . Кому-то ведь нужно решать, что хватит уже наводить чистоту и пора идти на охоту. Кому-то нужно делить добычу и следить за тем, чтобы слабосильные детеныши и старики получили свою долю. А кому-то еще нужно копать.

Когда древнейшие люди начали объединяться в более многочисленные группы и заниматься более сложными видами охоты и собирательства, у них сложились первые системы понятий – разъясняющие мифы о богах, наделенных сверхъестественной властью над природными стихиями, а еще они придумали первые обряды, меняющие состояние сознания, и познакомились с психотропными веществами [242] Smail, Deep History . . Кроме того, они овладели азами военных искусств и научились изготавливать в заметных количествах примитивное оружие – боевые топоры и луки со стрелами [243] McNeill and McNeill, Human Web . . Ранним сельскохозяйственным общинам неолитического века (то есть примерно с XI века до н. э.) явно приходилось тратить значительные ресурсы на оборону от набегов чужаков (или же на организацию собственных набегов). Расслоение общества на господ и рабов, на воинов и тружеников, на жрецов и молящихся, по всей видимости, началось очень рано. Когда из наскальной живописи родилась письменность, применявшая знаки-символы, возникла первая разновидность хранения данных вне человеческого мозга, а вместе с нею появилось и первое ученое сословие.

Иными словами, хотя ранние политические структуры различались между собой – одни тяготели к автократии, другие к коллективному управлению, – их роднила главная общая черта: расслоение общества. Власть карать преступников почти всегда делегировалась какому-то одному человеку или же совету старейшин. Способность успешно вести войны сделалась главным атрибутом правителя. Государство, как уже говорилось, явилось “предсказуемым результатом человеческой природы” [244] Dubreuil, Human Evolution , 191. . То же самое можно сказать и о гонке вооружений, так как новшества в военной технологии – изобретение более твердых наконечников для стрел, использование лошадей как средства передвижения во время нападений – открывали более короткий путь к власти и богатству [245] Turchin at al., ‘War, Space, and the Evolution of old World Complex Societies’. . То же самое относится и к появлению “нового вида иерархии, в которой господство принадлежало «Большому человеку», которому необязательно самому быть физически сильным: лишь бы у него доставало богатств, чтобы платить небольшой клике вооруженных и преданных подчиненных” [246] Spinney, ‘Lethal Weapons and the Evolution of Civilisation’. .

У иерархии есть множество преимуществ – и для экономики, и для процесса управления. По вполне здравым причинам подавляющее большинство государств – с древности и до начала современного периода – имело иерархическое устройство. Подобно корпорациям более позднего времени, ранние государства стремились экономить на масштабах и снижать транзакционные издержки, особенно в области военных действий. По столь же здравым причинам многие честолюбивые самодержцы старались повысить собственную легитимность, отождествляя себя с богами. Подневольному люду легче было сносить власть иерархии, если ему внушали, что за ней стоит божественная воля. Однако правление “Большого человека” имело – и до сих пор имеет – и неистребимые недостатки: прежде всего, оно сопряжено с нерациональным использованием ресурсов, которые обычно уходят на удовлетворение непомерных аппетитов самого “Большого человека”, его потомства и верных приспешников. Но Древний мир постоянно и почти повсеместно преследовала одна беда: граждане враждующих между собой государств чаще всего уступали чрезмерные полномочия наследственным военным элитам, а также жреческим элитам, чья задача состояла в том, чтобы насаждать религиозные учения и прочие узаконивающие власть идеи. Где бы это ни происходило, общественные сети жестко подчинялись иерархическим правилам. Грамотность оставалась привилегией. Уделом большинства простых людей был тяжкий труд. Они жили в деревнях, причем каждая была “латерально изолирована” (по определению Эрнеста Геллнера) от всего мира, кроме самых ближайших соседей. Такого рода изоляция прекрасно описана как своего рода постоянный умственный туман в романе Кадзуо Исигуро “Погребенный великан” [247] Gellner, Nations and Nationalism , 10. См. Ishiguro. . Лишь правящая элита могла поддерживать сетевые связи поверх больших расстояний: например, сети египетских фараонов в XIV веке до н. э. простирались от местных ханаанских правителей до владык в больших городах вроде Вавилона, Митанни и Хаттусы [248] Cline and Cline, ‘Text Messages, Tablets, and Social Networks’, 29. . Но даже эти элитные сети оставались источником опасности для иерархического порядка: еще в самых ранних исторических записях мы читаем о заговорах и кознях, какие строились, например, против Александра Македонского, – о темных, недоброжелательных группировках внутри сети [249] Cline, ‘Six Degrees of Alexander’, 68f. . В этом мире не поощряли новаторов – в нем карали смертью тех, кто отклонялся от общих правил. В ту эпоху информация не поступала ни вверх, ни вбок, а только сверху вниз, если вообще поступала. Следовательно, типичной для Древнего мира была история, случившаяся в Южной Месопотамии при Третьей династии Ура (XXII–XXI века до н. э.): там сумели создать масштабную систему ирригации, но не сумели справиться с засолением почвы и резким падением урожайности [250] Tainter, ‘Problem Solving’, 12. . (Похожая участь позднее постигла Абассидский халифат, которому не удалось сохранить оросительную инфраструктуру на территории сегодняшнего Южного Ирака из-за постоянных споров вокруг престолонаследия – этой общей напасти всех наследственных иерархий [251] Allen and Heldring, ‘Collapse of the World’s Oldest Civilization’. .)