Александр Проханов - В поисках русской мечты

Михаил БУДНИЧЕНКО. Совершенно верно. Поэтому сейчас мы вместе с Минобороны подходим к концепции полного жизненного цикла корабля. Вот мы его построили, сдали флоту, закончили гарантию, провели сервис, провели первый заводской ремонт, второй. И после этого он должен утилизироваться.

Александр ПРОХАНОВ. Это технологическая проблема. И это ещё и моральная проблема. Одно дело присутствовать при рождении корабля, а другое — прощаться с ним, закрывать ему глаза.

Михаил БУДНИЧЕНКО. Конечно, жалко. Корабли — они как люди. Но люди тоже уходят. И когда корабль отслужил положенные ему 40 лет, он утилизируется. Это естественный процесс: корабль, как и человек, честно отдал долг Родине, его нужно достойно проводить, определить для него место в музее. Это вызывает нормальные эмоции. Но когда в 90-е за американские деньги резали корабли с активной зоной, не выработавшей и 20 процентов, вырезали шахты на атомных лодках, когда резали живое — это уже совсем другие эмоции. Не дай Бог, чтобы ещё раз такое повторилось.

Александр ПРОХАНОВ. Если это ещё раз повторится при моей жизни, я спокойно это не переживу, я возьму гранатомёт.

Михаил БУДНИЧЕНКО. Будем надеяться, что такое не случится.

Александр ПРОХАНОВ. На вашей заводской территории — фрагменты Николо-Корельского монастыря, которому 600 лет. А я посещал Саров, где расположились в своё время атомщики. Они туда пришли, закрыли монастырь, стали создавать наши атомные бомбы. И сейчас покровитель физиков — Серафим Саровский. В День памяти и чествования преподобного Серафима физики выезжают в Дивеево, проводят там свои физические симпозиумы, конференции, молятся: батюшка Серафим, помоги новую бомбу сделать. И мы тогда с ними говорили, что в этом смысле наша атомная бомба — православная, её создавали молитвами Серафима.

И вашим монастырём в каком-то смысле исторгнут ваш завод. Да, это были жестокие времена, но завод родился из одного из пределов, из одного из куполов этого храма.

Михаил БУДНИЧЕНКО. Александр Андреевич, когда выбирали место для такого завода-гиганта на севере, рассматривали несколько мест. И когда Сталину показывали на карте наш вариант, он спросил: это что? Ему ответили — монастырь. Он сказал: «Будем строить здесь. Старые монахи знали, где строить». И то, что здесь такой намоленный монастырь, сыграло свою роль в решении вопроса, где должен быть завод. И конечно, это огромный пласт нашей истории. Мы последние шесть лет, как могли, поддерживали оставшиеся здания монастыря. Сейчас принимаем меры к тому, чтобы монастырь восстановить. Купола сделали, отопление подали, часть построек законсервировали, чтобы не разрушались. Он работает как домовый храм, у нас есть священник. Недавно мы с губернатором Игорем Анатольевичем Орловым провели совещание, на котором присутствовал представитель президента по Северо-Западному округу. Приняли решение, что будем при правительстве области, при епархии, при заводе создавать Попечительский совет и Совет фонда, чтобы подготовить проект и реконструировать этот монастырь. Я думаю, через 5–6, может быть, через 10 лет, его будет не узнать. Мы его восстановим в прежнем виде.

Александр ПРОХАНОВ. Поскольку ваш завод является продолжением монастыря и связан с ним и территориально, и, видимо, глубинно мистически, патриотически, то и лодки, которые стоят на рейде, они в каком-то смысле являются изделием монастыря, а не только завода. И поэтому ваши лодки, которые нарекаются именами князей (а многие из них — святые), они в определённом, может, поэтическом смысле являются нашими русскими монастырями, которые мы отправляем в пучину вод, чтобы там они несли не только службу по защите Отечества, но и чтобы славили Господа Бога.

Михаил БУДНИЧЕНКО. Да. И в самые тяжёлые времена Давид Гусейнович Пашаев любил говорить: «Бог Севмаш любит». И действительно, несмотря на всё то безвременье, какие бы провокации нам ни устраивали, завод выстоял, выжил, развивается, думаю, в том числе и потому, что здесь такой монастырь. Посмотрите: Уралмаш развалился, Атоммаш пропал, многие великие заводы, которые в войну эвакуировали за Урал, отстраивали всей страной, просто сгинули. А Севмаш стоит и работает.

Александр ПРОХАНОВ. Физики Сарова говорят, что наша атомная бомба — это православная бомба. Тогда в каком-то смысле и ваши лодки можно называть православными. А есть на этих лодках внутренняя часовня и молельная комната?

Михаил БУДНИЧЕНКО. Есть.

Александр ПРОХАНОВ. Тогда это вообще — плавающие монастыри. А весь экипаж — этакая братия. Это мужские монастыри.

Михаил БУДНИЧЕНКО. Я думаю, что подводники живут мирскими заботами, думают о семьях, о детях. У них очень нелёгкая служба.

Александр ПРОХАНОВ. Но мистика именно такова, что эти великие лодки, которые вы строите и отправляете, за ними тянется не только звуковой шлейф…

Михаил БУДНИЧЕНКО. Но и благословение, наверное. И монастыря, и завода, и коллектива. Конечно, мы очень переживаем за них. И надо молиться за то, чтобы наши лодки никогда не были задействованы по назначению, не работали. Их наличия уже достаточно для того, чтобы над нами было мирное небо, чтобы мы могли спокойно себя чувствовать.

Александр ПРОХАНОВ. Это и есть их работа — быть.

Михаил БУДНИЧЕНКО. Да. Не дай Бог, чтобы они были бы когда-нибудь применены. Они сами по себе — достаточный фактор, чтобы с нами считались, нас уважали. Кроме того, что лодки православные, нужно молиться и за то, чтобы они не работали, чтобы самим своим существованием обеспечивали мирное небо.

Александр ПРОХАНОВ. А что сейчас ждёт завод? Вы стоите накануне какого-то этапа или идёт плавная эволюция?

Михаил БУДНИЧЕНКО. Мы строим две серии — современные атомные подводные лодки. Переоборудуем, делаем модернизацию корабля проекта 11442М. И дальнейшей работой завод будет загружен на ближайшие 10 лет.

Александр ПРОХАНОВ. Новый проект — это своеобразная встряска для завода.

Михаил БУДНИЧЕНКО. Любой головной корабль — это что-то новое. Это новые технологии, новое оборудование, новые требования. Мы готовимся, и у нас идёт мощнейшая реконструкция. Краны меняем, передаточный комплекс делаем. У нас на заводе 100 подразделений, 37 производств. И сегодня каждое из этих производств — без исключений — переоборудуется. И машиностроение, и металлургия, и корпусно-сдаточный, и корпусно-стапельный цех, и трубомедницкое производство — всё реконструируется огромными темпами. Мы вложили в модернизацию около 30 миллиардов рублей и планируем вложить ещё.