Юрий Поляков - Босх в помощь! [О гормональных либералах и безродных патриотах]

– Возможно ли, чтобы писатели были властителями дум, как раньше? Ведь у нас много прекрасных писателей? Только вот читают мало…

– Конечно, возможно, но, как я уже сказал, много усилий и средств потрачено на то, чтобы писатели как раз перестали быть властителями дум, а стали всего лишь ретрансляторами политических штампов. Конечно, любой крупный писатель влияет на современников, но воспитано целое поколение литераторов, страдающих клиническим либерализмом или скрывающих свои патриотические взгляды, так как, стоит им объявить себя патриотами, тем более русскими, как их тихо и сурово вытесняют на периферию литературного процесса, независимо от таланта. А читают сейчас мало, потому что ушла мода на чтение. Ее не поддерживают, книжные магазины закрывают вопреки указаниям Путина. Вы давно слышали, как наши государственные мужи или популярные персоны рассказывают в эфире о том, что они читают? Я – давно. Интерес к серьезному чтению надо воспитывать. Это же не комиксы… А у нас в стране можно воспитывать только страх перед налоговой инспекцией.

– Сегодня нет института общественного мнения. Старые формы взаимодействия с публикой, читателями не работают. Новые не созданы. Как быть в этой ситуации? Не будет ли ваш совет пребывать в вакууме? Откуда вы будете узнать о тех или иных процесс негативного характера? Не из газет же?

– Институтов общественного мнения, возможно, и маловато, но само общественное мнение есть и весьма определенное. Я часто встречаюсь с читателями и зрителями, причем, не только в Москве. Особенно бурно проходили дискуссии по поводу моей книги «Желание быть русским». И вот что я Вам скажу: люди мыслят весьма самостоятельно, оценивают процессы в стране довольно критично и недоумевают, как при верной риторике и геополитике власть допускает в стране такое несправедливое жизнеустройство, такой социальный перекос, сложившийся еще в дикие 90-е. Газетам люди почти не верят, над телевидением, особенно над политическими шоу, смеются. Информацию даже старшее поколение черпает из интернета и интерпретирует почти всегда не в пользу Кремля. Причем недовольных патриотов стало даже больше, чем недовольных либералов. По сути, власть попала «в клещи». Говорю это с болью, как человек, который трижды был доверенным лицом президента, представляя именно русское патриотическое направление. На мой мрачный взгляд, эти противоречия, ожесточаемые социальной несправедливостью, будут нарастать и рванут к тому моменту, когда наступит законная или (не дай, Бог!) «болотная» смена команды у кормила (в обоих смыслах) государственного корабля. Я не исключаю, что государственникам во власти для спасения целостности страны (никто ведь не забыл сепаратизм 90-х) может не хватить как раз поддержки русских патриотов. А их, патриотов, сторонники либерального реванша, живущие в пазах государственного механизма, последовательно оттесняют и маргинализируют в преддверии будущих схваток за шапку Мономаха. Ох, не хотел бы я закончить свои дни гражданином НМДР. Независимой Московской Демократической Республики.

– Над чем сейчас работаете?

– Над печалью…

– Юрий Михайлович, вы пишете почти во всех литературных жанрах: проза, поэзия, драматургия, эссеистика. Есть какой-то общий лейтмотив, по которому узнается авторский почерк?

– Обретение индивидуального, узнаваемого стиля – самое, пожалуй, сложное в литературной профессии. Изобрести, придумать стиль нельзя, он изначально заложен (или не заложен) в тебя как дар. Если не заложен, лучше искусством вообще не заниматься. Есть множество других профессий. Но даже если дар и есть, реализовать его, сделать видимым, воплотить в произведении удается лишь немногим. Должно совпасть множество условий и обстоятельств. Помните, полено, из которого был вырезан Буратино? Оно ведь изначально обладало чувствительностью и пронзительным голосом, однако без папы Карло с рубанком и резцом в умелых руках никакого Буратино не было бы в помине. Примерно так и со стилем…

– Когда вы начали писать стихи, сразу поняли, что литература – это ваш путь?

– Нет, не сразу. Безапелляционная уверенность в собственной избранности – верный признак графомании. Таланту свойственны сомнения в себе, которые преодолеваются творческим упорством и очевидным результатом. Я сначала готовил себя в архитекторы, потом в литературоведы, не будучи до конца уверенным в своем стихотворном призвании, хотя довольно скоро стал одним из самых известных поэтов своего поколения, рожденных в пятидесятые. Ощутил я себя профессионалом только тогда, когда перешел на прозу.

– Вам приходилось носить рукописи в издательства, получать отказы, просить рекомендательные письма… Или вас сразу признали как писателя?

– Чтобы тебя сразу «признали писателем», надо перепрыгнуть этап ученичества, но это пока никому не удавалось. Подающим надежды, да, меня признали почти сразу, но, разумеется, как у всякого начинающего автора, у меня были и унизительные редакционные отказы, и разгромные внутренние рецензии, и такие жестокие обсуждения моих ранних стихов на семинарах, что хотелось покрошить зоилов из АКМа, последнюю пулю оставив себе. Обращался я за помощью, как это было тогда принято, и к старшим товарищам – Владимиру Соколову, Константину Ваншенкину, Вадиму Сикорскому, Римме Казаковой, Ларисе Васильевой, Вадиму Кузнецову, Николаю Старшинову… Они, кстати, охотно помогали мне и не только мне, давали мудрые советы, писали предисловия, рекомендации для вступления в Союз писателей, хлопотали в издательствах. Все эти страдания начинающего автора подробно описаны в моем эссе «Как я был поэтом», которое вошло в сборник «По ту сторону вдохновения». Он скоро выйдет в издательстве АСТ вторым изданием, дополненным.

– А когда пришел первый – с вашей точки зрения – успех?

– У меня было два первых успеха. Сначала я получил известность как поэт. Это произошло после выхода моей первой тоненькой – в один авторский лист – книжечки стихов в молодогвардейской серии «Молодые голоса», где с середины 1970-х по середину 1980-х дебютировали многие мои сверстники. Теперь имена большинства из них прочтешь разве что на могильных плитах. Назывался сборник «Время прибытия», а тираж – только не падайте – 30 тысяч! Сейчас Солженицына выпускают в лучшем случае в количестве пяти тысяч экземпляров. Второй, и главный успех, обрушился на меня в 1985 году, еще, кстати, при Черненко, когда журнал «Юность», возглавляемый тогда Андреем Дементьевым и выходивший тиражом 3,5 миллиона экземпляров, опубликовал мою повесть «ЧП районного масштаба», которую до этого четыре года не пропускала цензура. И я проснулся знаменитым. Обсуждения этой вещи прошли по всей стране – от Бреста до Сахалина. Меня останавливали на улице и вступали в творческую полемику… Вскоре появился лихой одноименный фильм Сергея Снежкина, вызвавший еще больший ажиотаж. Интересующихся отсылаю к моему мемуарному эссе «Как я был колебателем основ», оно включено в упомянутый уже сборник «По ту сторону вдохновения».