Александр Крон - Дом и корабль

Действие окончилось под гром аплодисментов. Ивлев пошептался с артисткой, игравшей Маланью, по пьесе это была личность малозначительная и даже придурковатая, но в жизни держалась деловито и властно. Затем поднял ладонь: внимание!

Зал притих.

- По данным штаба, - сказал военком своим спокойным тенорком, - снаряды ложатся на Выборгской и в районе Охты. Приняты меры к обеспечению нормального течения спектакля, арттревога будет объявлена лишь в случае перенесения огня в наш квадрат. Главстаршине Шило и краснофлотцу Лещенко явиться в дежурную рубку. Вниманию орудийных расчетов и аварийных партий - при выходе давки не создавать. Пьеса по условиям военного времени пойдет без антрактов, через одну-две минуты, необходимые для перемены декораций, начнется третье действие. - Он уже согнул ноги, чтоб сесть на свое место, но спохватился и вновь простер ладонь: - Действие происходит в доме богатого купца…

В зале сочувственно грохнули.

Перемена состояла в том, что были убраны пяльцы. Артистка, игравшая ключницу, заменила ситцевые чехлы дорожками из синего бархата, вышел Ипполит, и действие перенеслось в дом богатого купца.

Третий акт также закончился благополучно. Противник вел методический огонь, снаряды ложились через правильные промежутки. И актеры и зрители перестали обращать на них внимание; только старая актриса, игравшая вдову, всякий раз делала еле заметное движение головой, а когда доносился гул разрыва, на мгновение возводила глаза к подволоку.

В самом начале четвертого действия над «Онегой» коротко взвыл снаряд. Разрыв последовал почти немедленно. Второй разорвался в воде - «Онегу» слегка качнуло. Затрещали звонки, и галерка мгновенно опустела; сдержанно поругиваясь, краснофлотцы скатывались вниз. Коридоры наполнились грохотом. Перед тем, как спрыгнуть, Митя бросил прощальный взгляд на актеров. Они застыли в тех позах, в которых их застала тревога, уйти со сцены они не могли, надо было дать дорогу зрителям из первых рядов, однако грубо разрушить сценическую иллюзию они не решались, и, пока кают-компания не опустела, безмолвные, неподвижные, они еще продолжали играть.

Когда Туровцев вскарабкался на мостик «двести второй», Горбунов был уже там и распоряжался. Увидев помощника, он нахмурился.

- Штурман, у вас есть карта Невского бассейна?

- Посмотрю.

- Я бы на вашем месте сделал это неделю назад. Дайте мне. Да не сейчас, - сказал он досадливо, заметив движение помощника. - Вечером.

Был уже вечер, но Митя понял: вечером - это после тревоги. Ему хотелось спросить, зачем командиру карта, но он воздержался от расспросов: командир был настроен язвительно. «Черт знает что, - думал Митя, - мне уже двадцать четвертый год, поручик Лермонтов и лейтенант Шмидт в мои годы уже готовились отдать концы, почему же я до сих пор чувствую себя школьником, вызванным к доске? Что он ко мне привязался? Допустим, я не знаю, есть ли у нас карта Невского бассейна, но до сих пор она была мне не нужна и до весны вряд ли понадобится. Видимо, я его раздражаю, а если так - повод для недовольства всегда найдется. Нет, не об этом я мечтал, когда…»

Сильный разрыв прервал Митины рассуждения. Снаряд лег посредине реки и поднял высокий столб воды, смешанной с илом.

- Как по нотам, - проворчал Горбунов. - Предсказываю, сейчас будет второй, с правого борта.

Второй снаряд упал в Летнем саду. Взлетели сучья, черные комья земли.

- Все правильно. - Горбунов оглянулся на сигнальщика и еще понизил голос: - Будет чудом, если кого-нибудь из нас не накроют.

Туровцев взглянул на командира. Командир не трусил, он бесился.

- Нет ничего гнуснее бездействия, - сказал он через минуту. - Предпочитаю воздушный налет… Стоп! - прервал он себя. - Считайте до десяти.

Через десять секунд донеслось еще два разрыва. Горбунов захохотал.

- Самое интересное - рассуждать за противника. Как раз за немцев это не так трудно: немец - педант, он любит бефель и орднунг, у него все расписано и разложено по полочкам. Стоит батарея, а в окопчике сидит лейтенантик: планшетка, светящийся карандашик - я видел, очень хороши, нам бы такие. Город расчерчен на квадраты, объекты занумерованы. Дано задание: залп двух орудийный, интервал две минуты. И нельзя себе представить, чтоб он положил три снаряда подряд. Два - значит, два.

Следующий снаряд разорвался у самого носа «Онеги». С отвратительным визгом разлетелись осколки, кисловатый запах взрывчатки мгновенно впитался в сырой воздух. Это было самое близкое попадание за весь день.

Примерно в девятнадцать часов дали отбой. Ужин сильно задержался - коки были расписаны по аварийным партиям. За ужином доктор сказал Мите, что на плавбазе есть раненые - двое легко, а один сигнальщик серьезно, в голову, и Божко хочет отправить его в госпиталь - боится оперировать.

- Я бы и то взялся, - с презрением сказал Гриша, однако развивать эту тему не стал, чтобы не связываться с Каюровым.

Команде откуда-то стало известно, что лейтенант Туровцев знает, чем кончилась пьеса, и после ужина к нему началось самое настоящее паломничество. Первым подошел Туляков. В осторожных выражениях, застенчиво улыбаясь, он осведомился, не слыхал ли товарищ лейтенант о дальнейшей судьбе Ипполита и Агнии. Митя успокоил Тулякова насчет будущего влюбленных и в самых ярких красках расписал, как был посрамлен купец Ахов. К концу рассказа подошли Конобеев и Граница, за ними боцман. Пришлось начать сначала. Боцман слушал внимательно и изредка кивал головой с важным и загадочным видом. Затем спросил, откуда автор родом и не родственник ли он Николаю Островскому. Савин крутился около, но вопросов не задавал, делал вид, что ему все это неинтересно. В конце концов набежала вся команда, боцман догадался послать Границу за ключом от ленкаюты, и Митя прочел вслух четвертый акт. Читал он хорошо и имел такой успех, как будто сам его написал.

За разговорами он совсем позабыл о карте. Горбунов выждал, а затем позвонил и напомнил в такой изысканно-вежливой форме, что это стоило выговора. Митя сбегал на лодку и принес карту. Горбунов разложил карту на столе и нырнул в нее, как обычно - навалившись локтями и зажав уши ладонями. Через минуту он вынырнул очень довольный, скрутил карту в трубочку и, бросив на ходу: «Я у комдива», - исчез.

Перед отбоем Митя заглянул к нему с суточным расписанием. Горбунов даже не посмотрел:

- Отставить. Завтра с утра погрузка. Примете соляр, воду, продукты. Харчи берите с разбором, не все, что вам будут совать. Как стемнеет - перейдем.

Он был весел, значит, кого-то переупрямил.

- Есть, - сказал Митя без всякого энтузиазма. - А куда, товарищ командир?

- Именно этот вопрос я хотел бы с вами обсудить.