Александр Крон - Дом и корабль

- Кого еще нет, помощник?

- Савина, - ответил Митя, задыхаясь.

- Срочное погружение!

Затрещали звонки, гулко хлопнул люк, воздух упруго толкнулся в ушные перепонки.

- Даю вводную: смыло волной штурманского электрика Савина…

Как ни привычно летчику отрываться от земной поверхности, а подводнику от морской, и тот и другой всегда помнят, что взлет и посадка, погружение и всплытие требуют от них полной сосредоточенности, именно в эти считанные секунды происходит большинство роковых ошибок. Срочное погружение было такой же условностью, как гибель электрика, но на лодке сразу же установилась серьезная и даже суровая атмосфера корабельного аврала. Митя взглянул на боцмана, сидевшего на низенькой разножке у рычага горизонтальных рулей. Его глаза были прикованы к глубиномеру; казалось, он верил, что стрелка вот-вот дрогнет, оторвется от нулевого упора и с легким пощелкиванием поползет по шкале. Спиной к боцману стоял Граница, он был неузнаваем - такое воинственное веселье пришло на смену детской обиде. Старшина трюмных Караваев, зажмурив глаза, лихо управлялся с тугими клапанами, и Митя понял: тренирует себя на случай, если погаснет свет.

Мите с его быстрой реакцией и сильным воображением было легко включить себя в эту военную игру - он живо представил, как накатившая волна уносит в пучину Юру Савина и с яростью обрушивается на гладкий купол захлопнувшегося люка, как лодка с сильным дифферентом на нос уходит под воду: на секунду обнажаются винты, и на искаженной чудовищным спазмом поверхности остается только бешено крутящаяся воронка. Вообразив все это, он от души пожалел погибшего Юру и как-то совсем потерял из виду реального Савина, который, вероятно, топтался на морозе, не решаясь отойти от задраенного люка. Не дожидаясь дополнительных «вводных», Митя переставил людей, и, как ни пытался Горбунов вызвать замешательство, штурманская часть не подкачала.

Командир не стал мучить утомленную команду аварийным учением, через несколько минут он скомандовал всплытие. Отдраили люк, и в лодку спустился сконфуженный Савин. Горбунов даже не взглянул на него и, сделав знак Туровцеву, пошел по отсекам. С формой одежды было неблагополучно, но люди глядели весело, и командир остался доволен. Он нигде не задерживался и не делал замечаний. Только в дизельном он заговорил с Туляковым, но тут же оборвал себя на полуслове:

- Взгляните-ка, помощник.

Туровцев взглянул и ахнул. Туляков стоял по уставному - пятки вместе, носки врозь, - но башмаков на нем не было, а от белых вигоневых носков шел пар.

- Доктора, - сказал Горбунов.

Митя кинулся к переговорной трубе. Через минуту прибежал доктор.

- Ваше заключение?

- Растирание. Аспирин. Спирт, - сказал Гриша с ударением на последнем слове. Чистый спирт хранился под койкой у механика и выдавался только с разрешения командира.

- Добро, - сказал Горбунов. - Все свободные от вахты - по кубрикам. Командиров боевых частей прошу задержаться. - Он ласково кивнул Тулякову, который стоял переминаясь и, вероятно, думал, что ему еще влетит.

- Так вот, - проворчал командир, усаживаясь на свой узенький диванчик во втором отсеке, - возблагодарим судьбу за то, что комдив всего этого не видел.

Все заулыбались. Митя - несколько натянуто.

- Скажу вам по секрету, - продолжал Горбунов. - Борис Петрович неохотно давал разрешение на переезд. Если мы и в дальнейшем будем тратить на сбор по тревоге почти семь минут - наш священный долг признать, что эксперимент себя не оправдал.

Командир не обращался впрямую к помощнику, но Туровцев чувствовал себя прескверно.

- Как вы считаете, Дмитрий Дмитрич, - спросил Горбунов тусклым от усталости голосом, - не могли бы мы все-таки уложиться в более короткое время?

- Могли бы, - сказал Митя, заранее изнемогая.

- Примерно?

- Минуты в две-три.

- В две? Сомневаюсь. Хотя бы в три?

- Конечно.

- Тогда почему же это у нас не получается?

- Так ведь в первый же раз…

- Торпедная атака тоже будет в первый раз. Вы провели звонок, но не подумали, что он может зазвонить. Неужели вы так мало изучили мой характер?

Возразить было нечего, и Митя промолчал.

- Почему опоздал Савин?

- Не знаю.

- А я знаю. Ни с того ни с сего устроили баню и постирушку. Кто разрешил?

- Это возникло как-то стихийно.

- А старпом оказался во власти стихии. Заметьте - Туляков тоже поступил самовольно, но разница между ним и Савиным в том, что Туляков сиганул на лодку в одних носках, а Савин не торопясь разыскал свое имущество, аккуратным образом оделся, обулся… Вы не считаете, что Савин должен быть наказан?

- Д-да, конечно…

- И строже, чем Граница?

Митя молчал, вздыхая.

- Не скрою, я сегодня остался доволен штурманом. Поэтому я мягче отношусь к помощнику, хотя его безответственность граничит…

Громыхнула кремальера, и в отсек заглянул боцман. Штурману повезло - он так и не узнал, с чем граничит безответственность помощника.

- Товарищ капитан-лейтенант, - сказал Халецкий с хитрым видом. - Тут до вас Туляков просится.

- А! - сказал Горбунов, ласково оскалив свои волчьи зубы. - Пусть зайдет.

- Только он, как бы вам доложить… - Боцман фыркнул.

- Ну, ну?

- Совсем бусой, товарищ командир.

Мите показалось «босой» - это его удивило. Он удивился еще больше, когда вошел Туляков. Старшина был обут в валенки, укутан в овчинный тулуп и совершенно пьян. На его раскрасневшемся потном лице было разлито блаженство.

- Товарищ командир корабля! - возгласил Туляков. При этом он так рискованно взмахнул руками, что боцману пришлось поддержать его сзади. - Дорогой ты наш Виктор Иваныч!

Он замолк, глядя на Горбунова сияющими глазами. Все слова казались ему слабыми и недостаточными.

- Я вас слушаю, Лаврентий Ефимович, - иронически отозвался Горбунов.

Ирония в данном случае заменяла строгость. Но Туляков не заметил ни строгости, ни иронии, он пришел в еще больший восторг.

- Виктор Иваныч, - забормотал он, то простирая руки вперед, то прижимая их к груди. - Ты послушай меня… Вот, говорят, дисциплина. Дисциплина - это… - Он выпятил нижнюю губу, развел руками и даже присел, чтоб лучше выразить, какое значение он придает дисциплине. - Но опять же - какая? Со-зна-тель-ная. Так? - с неожиданной строгостью спросил он Туровцева.

Митя отвернулся, чтоб не рассмеяться. Туляков вздохнул.

- А что это значит? - Он глядел на Горбунова испытующе и лукаво. - Знаешь, нет? Ты извини, что я тебя так - по-рабочему. Так вот не обижайся, а послушай, что я сейчас скажу. Я завтра того не скажу.

- Ну, ну, я слушаю.

- Вот и слушай. Все будет нормально. Ясен вопрос? Вдумайся, повторять не буду. Все будет нормально. Разрешите идти?

- Разрешаю, - сказал Горбунов.