Георгий Кублицкий - Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

Теперь, когда эти турбины дали ток, наши люди заботятся о том, чтобы он пришел в дома феллахов. Мы помогаем строить каналы для вод Садд аль-Аали, оживляющих пустыню.

Чтобы по-настоящему понять, что значат эти перемены для страны, вернемся к прошлому. Я хочу рассказать дальше про Египет 1958 года — мне довелось тогда довольно долго прожить на берегах Нила. А попутно в следующих главах пойдет рассказ и о теряющейся в веках далекой истории Египта, о всемирно известных памятниках, о фараонах и грабителях гробниц, о городе Солнца и прекрасной Нефертити, о находках археологов и о многом другом: ведь долина Нила, как и Междуречье, — один из очагов древней цивилизации.

Мой ученый спутник. — Загадки «домов вечности». — Сфинкс, который заговорил. — Гала-гала, фокус-покус! — Пробую пахать. — Город Солнца. — Там, где жила Нефертити. — Мумия Рамзеса Второго. — По следам грабителей. — Золотой гроб Тутанхамона

Я понял, что доктор Мавлют Ата Алла презирает меня. Мы сидели на балконе моего номера в гостинице. Под нами шумела набережная Нила. Ее жизнь была для меня еще непонятной и чужой; для доктора — привычной, примелькавшейся.

В уличном гаме я различал лишь гудки автомашин и свистки полицейских. Доктор же знал: вон тот старик нараспев расхваливает свой товар — моченую фасоль. Он понимал, что мальчишка-газетчик во все горло выкрикивает по-арабски название газеты «Пирамиды». Доктор мог даже сказать, о чем именно шумно спорят у подъезда два молодца в белых рубахах до пят (я уже не говорю о том, что для него это были не рубахи, а галабеи). В общем, он знал о Каире очень много, тогда как я, впервые прилетевший сюда три дня назад, — только то, что прочитал в книгах.

В светлом костюме и белоснежной рубашке, он сидел, не пытаясь ослабить узел галстука, хотя было около сорока градусов в тени. Он посматривал на меня сквозь дымчатые выпуклые очки близорукого человека, и взгляд его мог бы заморозить воду в графине.

— Нет, вы действительно совсем не говорите по-арабски? — переспросил он.

Я подтвердил. Доктор покачал головой:

— Так в каком же, простите, аспекте вы занимаетесь проблемами арабского мира?

Когда я смущенно пролепетал, что до сих пор был довольно далек от упомянутых проблем, доктор сделал жест, который мог бы сопровождать примерно такую невысказанную вслух мысль: «Этот писатель поистине странный тип, и непонятно, почему он попал сюда». Вслух, же доктор сказал:

— Но чем же я могу быть вам полезен, уж если так-то говорить?

Я нарисовал соблазнительную картину. Мне обещано всякое содействие в поездках по Объединенной Арабской Республике. Если он, доктор, согласится стать моим спутником, мы побываем далеко в стороне от проторенных, изъезженных туристских дорог. Нет, мы, разумеется, осмотрим и классические древности, но, сверх того, постараемся окунуться в самую гущу жизни народа. Ученый-востоковед, прекрасно владеющий арабским языком («И немного английским», — вставил тут доктор), вместе с писателем, обладающим, увы, лишь любознательностью, могут стать хорошими спутниками, не так ли?

По скептическому взгляду, брошенному из-под дымчатых очков, я понял, что ничуть не убедил доктора.

«Прекрасно, — говорил этот взгляд, — вашему будущему спутнику, очевидно, отводится роль переводчика. Но какая польза ученому-востоковеду от путешествия с человеком, который хвалится любознательностью и, значит, будет надоедать бесконечными вопросами?»

Я заторопился дальше. Стихия ученого, увлекающегося проблемами экономики Востока, — строгие, точные факты и цифры. И вот мы, не довольствуясь экономическими сведениями, так сказать, в разрезе всей республики, сможем не торопясь сами собрать интересный, подробный материал, скажем, в какой-либо одной деревне.

Ого, дымчатые очки потеплели! Лед тронулся!

— Вы извините, пожалуйста, — перебил меня доктор, — но не начнем ли мы скакать «галопом по Европам»? То есть в данном случае, разумеется, галопом по Арабскому Востоку?

Доктор сказал: «Мы». Отлично!

— Поймите, я не думаю ничего плохого о журналистах и писателях, однако…

Я поспешил уверить доктора, что понимаю его опасения. Так заключим же джентльменское соглашение: пусть командует парадом он, доктор. Если его особенно заинтересует что-либо во время нашей поездки и ему понадобится задержаться где-либо подольше — пожалуйста!

— Придется обдумать ваше предложение. — Доктор поднялся с кресла. — Буду звонить вам завтра утром до десяти.

С балкона мне была видна удалявшаяся широкая спина. Доктор не обернулся, не помахал рукой. Он шел по солнцепеку размеренно, солидно, без спешки…

Еще по дороге в Каир я мечтал о знающем, опытном спутнике, который помог бы освоиться в незнакомом арабском мире. Дни летели, а он не появлялся.

И вот теперь, видимо, сама судьба указала на такого спутника. О, если бы согласился доктор Мавлют Ата Алла, как арабы на свой лад переделали имя научного сотрудника Института народов Азии Академии наук СССР Мавлюты Фазлеевича Гатауллина!

Строго говоря, он не был доктором ни с ударением на первом «о», ни с ударением на втором «о». Однако в Каире, где он находился в длительной командировке, его ученая степень кандидата экономических наук соответствовала докторской, и все называли его доктором.

…Все утро я ждал звонка, даже завтракать не ходил. Наконец в трубке загудел знакомый голос:

— Если не возражаете, давайте поговорим серьезно.

Высокие договаривающиеся стороны при встрече быстро пришли к полному согласию. До поездки по стране мы осматриваем достопримечательности Каира. Вечерами будем просто ходить по улицам, базарам, лавкам, кофейням, мастерским ремесленников, наблюдая, изучая жизнь Каира.

— Великолепно! Отличное начало! Ей-ей, мы увидим массу интересного! — воскликнул я.

— Пиша алла! Если пожелает аллах! Так говорят здесь, — спокойно заметил доктор. — Вы, надеюсь, уже размышляли над маршрутом поездок по Египту? Обсудим его при следующей встрече. А теперь позвольте откланяться.

Конечно, я думал о маршруте еще в Москве и сразу по приезде в Каир, еще до встречи с доктором (я буду и впредь называть его только так, как называли арабы: запомните, пожалуйста, с ударением на втором «о»!), поспешил в Национальный музей. Пробыв там день, покинул его усталым, голодным, сбитым с толку. В блокноте теснились номера залов, сумбурные записи и множество восклицательных знаков. Получилось, что мне совершенно необходимо побывать, хотя бы недолго, и в Луксоре, и в Эдфу, и в Мемфисе, и в Саккаре, и в Абидосе, и, уж конечно, в Амарне.