Александр Эткинд - Природа зла. Сырье и государство [litres]

Бурно росшее население планеты избежало мальтузианской ловушки расширением пахотной земли и техническими новациями. После Первой мировой войны Джон Мейнард Кейнс предсказывал, что рост населения Америки и России остановит зерновые поставки в Европу, поставив старый континент под угрозу голода. Этого не случилось. Тысячи изобретений, сделанных химиками, инженерами и селекционерами, привели к тому, что зерно перестало быть продуктом земли, солнца и труда, как это было во времена Мальтуса; на каждую его тонну ушли и баррели ископаемого топлива. Земледелие и еще более энергоемкое скотоводство стало «петрофармингом» – конверсией нефти в пищу при участии земли, солнца и труда.

Ирония истории в том, что в начале XXI века сельскохозяйственное производство глобально повторяет ту самую, много раз высмеянную, Продовольственную программу, которая привела СССР к катастрофе. Петрофарминг тоже меняет нефть на продовольствие, делая это двумя способами: физическим и финансовым. Химические удобрения, которые производятся из газа, и сельскохозяйственные машины, работающие на нефтепродуктах, на порядок повысили продуктивность земледелия и его энергоемкость. Благодаря креативности ученых и инженеров ископаемое горючее дало человеку миллионы «призрачных акров». В начале XIX века в Англии на производство дюжины пищевых калорий тратили одну калорию, полученную сжиганием топлива. В начале XXI века соотношение сменилось на противоположное: в развитых странах на одну пищевую тратят две горючие калории. Если бы можно было посчитать интеллектуальные затраты, которые уходили и уходят на производство каждой пищевой калории, результат был бы схожим: покончив с «идиотизмом сельской жизни», современные фермы требуют разделения труда, долгосрочного планирования и массового применения научного знания. В основе этой эффективности, спасшей человечество от мальтузианской ловушки и приведшей ко взрывному увеличению населения, остается физическая конверсия затраченного топлива в собранный урожай.

Но еще более масштабна финансовая конверсия, охватывающая гигантские потоки капитала и идущая против всякого здравого смысла – неоклассического, марксистского или экологического. Речь идет о сельскохозяйственных субсидиях – государственной системе перераспределения капитала между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством и в конечном итоге между нефтью и зерном. В Европейском союзе аграрные субсидии являются второй статьей расходов после безопасности – около 60 миллиардов в 2018-м, или около 40 % союзного бюджета (а есть еще и субсидии рыбакам). Кроме того, разные страны ЕС субсидируют закупочные цены на зерно и другие продукты своих полей; вся эта помощь в целом составляет уже больше ста миллиардов. Гигантскими – сравнимыми с расходами на оборону – являются и аграрные субсидии в других развитых странах и Китае; в 2012-м аграрные субсидии мира оценивались в полтриллиона. На этом фоне российские субсидии необычно малы, не более 2 % федерального бюджета. Москва и другие богатые регионы выделяют свои субсидии, еще какие-то деньги спрятаны в региональных трансферах. Отдельной статьей является господдержка горючего, поставляемого сельским производителям: энергия продается им по льготным ценам, которые ниже внутренних, тоже субсидированных, – а зерно они продают по мировым ценам. Экспорт российского зерна в начале XXI века растет с каждым годом, как это было в начале XX века. Теперь это является комбинированным результатом глобального потепления и энергетических трансферов.

В мире субсидии в основном тратятся на массовое и энергоемкое сырье – зерно, соевые бобы, хлопчатник; в Европе они идут и на поддержание мелких и традиционных культур. Но везде субсидии в непропорционально больших количествах идут на скотоводство и на корм скоту; в США эта их часть оценивается в 63 % (20 % идет на зерно и меньше 1 % на фрукты и овощи). To же происходит и в Китае: официальная цель гигантских китайских субсидий, больших чем официальные расходы на оборону, – сместить баланс земледелия с зерна на сою, которая почти вся идет на корм скоту. Между тем мясное и молочное скотоводство, как мы увидим, – сектор, самый вредный для окружающей среды.

Польза от субсидий неясна, вред хорошо известен: они искажают цены, увеличивают выбросы и усиливают неравенство всех видов, внутри- и межстрановое. Искусственно понижая цены на продукты, производимые развитыми странами, субсидии лишают доходов развивающиеся страны. Они удерживают сельское население на фермах, противодействуя урбанизации. К примеру, Польша получает от ЕС около пяти миллиардов в качестве аграрных субсидий в год, что больше чем вдвое повысило доходы польских фермеров. Однако в США и Европе субсидии обычно достаются большим фермам и обходят малые; чем больше земли у фермы и чем дороже стоит дом фермера, тем больше он получает от государства. Бедные фермеры – в США их больше половины – вовсе не получают субсидий, так что функция последних наверняка не является уравнительной. В Англии возник скандал в связи с Брекситом: консервативные члены парламента, которые владеют замками и фермами, получают и самые большие субсидии от ЕС. Наконец, субсидии выборочно поощряют те сектора сельского хозяйства, которые наиболее вредны для природного окружения, более всего скотоводство.

Мальтус писал об обмене между городом и деревней как о самом большом рынке в известной ему истории; теперь этот обмен стал источником самых больших искажений рынка. Но еще важнее дополнительные эмиссии карбона, к которым ведет каждый доллар аграрных субсидий. Ограничителем становится не земля, не труд и даже не капитал, но принципиально новый фактор производства – эмиссии углекислого газа и метана. Сельское хозяйство планеты вносит очень большой вклад в эти выбросы, а они ведут к климатической катастрофе. До четверти глобальной эмиссии связано с сельским хозяйством; это много больше, чем выбросы углекислого газа всеми видами транспорта. Надо еще учесть ответственность сельского хозяйства за обезлесение планеты, чтобы понять его вклад в глобальное потепление. Роль универсального эквивалента, которую в классической политэкономии играла земля, скоро будет играть карбон. Пока что его выбросы повторяют классическую историю «трагедии общин». Человек не бережет того, что принадлежит всем, и до сих пор относится к земной атмосфере так, как первобытный человек относился к земной почве, – как к бесконечному ресурсу. Но решение, которое пришло в каменном веке, – приватизация земли начиная с лучших участков – в отношении атмосферы не работает. Тем интереснее смотреть, куда идут творческие усилия.