Михаил Делягин - Разворот в никуда. Россия в петле Кудрина

— Кому-то перешел дорогу. На Дальнем Востоке сейчас намечаются огромные программы, строительство портов, заводов. Это миллиардные бюджеты.

— Он столкнулся лоб в лоб с Кудриным по некоторым вопросам.

— Но это, когда Кудрин уже был никем.

— Когда он уже формально был никем, но влияние у него остается. Уход Трутнева — это тоже проявление того, что большое количество людей чувствует себя просто с ног до головы в некоей непотребной субстанции.

Да, я забыл главного — Силуанова! Первый вице-премьер на хозяйстве. Он действительно хороший аппаратчик, исполнительный, за это получил повышение. Хороший бухгалтер, нормальный министр финансов, хоть и выкормыш Кудрина. Но он будет заниматься всей экономикой, экономическим развитием. А это человек, который ни разу не употребил слово «инвестиции», для него, как и для Кудрина, инвестиций не бывает, бывают только траты. И он не будет заниматься экономическим развитием — это не его. И это большая трагедия.

Несмотря на диалектичность этого партнерства (США вместе с СССР до начала 60-х уничтожали Британскую империю как общего стратегического конкурента), Англия в политическом отношении традиционно ближе к США, чем к континентальной Европе, и играет роль их верного представителя и в НАТО, и Евросоюзе (пока). Формула «не мочись в Атлантику!» — неоспоримая квинтэссенция всей внешней политики Соединенного Королевства. Тем не менее, в последний год отношения верного вассала со своим сюзереном внезапно приобрели оттенок соперничества.

Толчок к этому, похоже, дала стратегия Обамы по разрушению глобального рынка в интересах США. Транстихоокеанское и Трансатлантическое торговоинвестиционные партнерства (ТРР и TTIP) должны были не просто вырвать из мировой торговли посмевшие задуматься о суверенитете страны БРИКС, но и принципиально изменить взаимодействие государств с глобальными (преимущественно американскими) корпорациями.

Главное содержание указанных партнерств (равно как и продвигавшегося одновременно с ними Соглашения о торговле услугами — TISA), насколько можно судить (ибо они были секретными, и их участники не имели права открыто сообщать, что же они подписывают), — рассмотрение споров государств с корпорациями не государствами на основе их собственного или международного права, а специальными арбитражными органами, создаваемыми под решающим влиянием глобального бизнеса. Таким образом, отношения глобальных корпораций с государствами, на территории которых те действовали, должны были регулироваться самим корпорациями, что низводило государства до положения их региональных представительств, не имеющих обязательств перед своими народами.

Стратегия Обамы провалилась и, более того, вызвала перенапряжение и провал глобалистской Америки, ознаменованные победой Трампа.

Но Евросоюз, рабски зависимый от США и живущий в рамках задаваемой ими повестки дня, обсуждал TTIP всерьез, — хотя оно означало уничтожение его экономики по образцу Восточной Европы (так как свободная торговля с США, Канадой и Мексикой делала ее неконкурентоспособной из-за больших социальных и административных издержек) и ликвидацию суверенитета как европейских стран, так и ЕС, причем в пользу даже не США, а глобальных монополий.

Серьезность этой перспективы вызвала шок в английском правящем классе, и во многом предопределила Brexit: находиться в одном Евросоюзе с настолько обезумевшей, утратившей идентичность и чувство реальности континентальной элитой для англичан стало невозможно. Именно поэтому противнице Brexit Терезе Мэй пришлось заниматься им, несмотря на рекомендательный характер и неоднозначные итоги референдума.

Наследников Британской империи шокировала именно готовность европейцев отказаться от своей идентичности и превратить свои государства в придаток глобального бизнеса. Свободная торговля с НАФТА для Англии, превращенной либеральной политикой в финансовый бутик с добычей газа, не создавала проблем: большинство своих производств страна уже утратила, — что и было подтверждено скорым после Brexit созданием зоны свободной торговли с Канадой (а значит, и всей НАФТА).

Но Brexit серьезно подорвал интересы США в ЕС.

Англия была, по сути, представителем США и единственным значимым донором ЕС, постоянно поддерживавшим безумное иждивенчество режимов, созданных США в Восточной Европе. (Колониальное освоение последней корпорациями «старой» Европы лишило их экономики перспектив и превратило элиты, за редким исключением, в оторванных от своих народов наемников, скупленных США и используемых для ослабления Евросоюза, чтобы он не стал полноценным глобальным конкурентом.)

Англия обеспечивала 10 % бюджета Евросоюза, потеря которых ускорит сокращение финансирования с 2020 года стран Восточной Европы (на их поддержку, — а точнее, на обеспечение прибылей в них корпораций «старой» Европы, — идет сейчас 43 % бюджета ЕС). Помимо ускорения национальной катастрофы стран Восточной Европы (хозяйственной — прежде всего Прибалтики и Болгарии, политической — прежде всего Польши и Венгрии), это подорвет саму модель Евросоюза, являющегося финансируемой населением «старой» Европы зоной гарантированных прибылей для ее корпораций, и придаст ему забытый и неконтролируемый динамизм.

Этот динамизм распахивает новые перспективы перед Россией (равно как и создает новые угрозы), но впервые с формирования Веймарской республики выводит ситуацию в Европе из-под контроля США, что неприемлемо для них.

В Вашингтоне не питают ни малейших симпатий к английскому правящему классу, непокорство которого грозит ускорить превращение Европы (средний класс которой едва удалось отвлечь от его обеднения угрозой безопасности, созданной наплывом мигрантов) в Большой Ближний Восток.

Кроме того, отделившейся от ЕС Англии приходится думать о своем позиционировании в мире — роли «младшей сестры» США становится мало (особенно с учетом падения значения этой роли, больше не сопряженной с присмотром за европейцами). И здесь, просто следуя своей исторической памяти, британский правящий класс невольно начал подрывать американское доминирование — и более независимым поведением в арабском мире, и выстраиванием оси с Китаем (пусть даже пока более символической, чем стратегической).