Николай Соколов - Расследование убийства Российской Императорской семьи

После его отъезда обязанности коменданта вновь перешли к полковнику Кобылинскому, который сохранил их и в Тобольске, до самого отъезда государей в Екатеринбург. Таким образом, его роль будет полностью рассмотрена ниже.

Из лиц, имевших власть, в царскосельском дворце бывали генерал Корнилов, военный министр Гучков и министр юстиции Керенский.

По данным проведенного расследования, я не могу не признать, что, несмотря на неблагодарную роль, которую он принял на себя, и на некоторую сухость к нему со стороны императрицы, генерал Корнилов все же не оставил у государей чувства недоброжелательства к себе.

Показания Теглевой:

«Сообщив нам о своем аресте, Императрица передала нам лишь факт. Я не заметила в ней никакого чувства враждебности к Корнилову».

Показания Волкова:

«Генерал Корнилов приезжал арестовывать Императрицу. Я его видел своими глазами… Он держал себя с достоинством, как держали себя все приезжавшие в былые времена во дворец. Императрица нисколько не была огорчена после отъезда Корнилова. Я уверен, что он лично не сделал Императрице ничего плохого и не оскорбил ее».

Показания Занотти:

«Состояние духа императрицы не изменилось после приезда Корнилова. Лично он не сказал ей ничего неприятного».

Когда Император узнал в Тобольске из газет, что Керенский объявил Корнилова изменником, он не смог скрыть от окружающих свое глубокое возмущение и негодовал за Корнилова.

А вот Гучков был в Царском Селе всего один раз, когда Император еще не приехал после своего отречения. Почему он прибыл? Я не знаю. Никто из окружения Императора не смог мне это объяснить.

Я допрашивал Гучкова в Париже 15 сентября 1920 года в качестве свидетеля, но по очень специальному вопросу, предполагая, что он даст мне более развернутый ответ. Но его поведение позволяет мне предположить, что он не хотел говорить больше. Таким образом, я вынужден объяснять его визит к Императрице по данным расследования, не настаивая на том, что эти показания вполне соответствуют истине.

Показания князя Львова:

«Гучков ездил в Царское Село в качестве военного министра. Делал ли он тогда доклад по поводу своей поездки Временному правительству? Этого я не помню. С кем он там имел общение? Я не знаю».

Показания Занотти:

«После Корнилова к нам во дворец приезжали и другие люди. Насколько я припоминаю, среди них был и Гучков. Я хорошо помню, что Императрица тогда очень волновалась и выражала свое недовольство: ей было неприятно их видеть. Но она виделась тогда с Гучковым (я теперь хорошо помню: да, это был Гучков). Потом она мне говорила, что приезд его был бесцелен, и что Гучкову незачем было приезжать».

Волков говорит о визите Гучкова во дворец следующим образом: «Я не знаю, зачем он тогда приезжал к Императрице. Его никто не просил приезжать. Он явился сам и без предупреждения. Когда он шел назад, один из офицеров свиты, основательно пьяный, обратился ко мне, гардеробщику Мартышкину и лакеям Труппу и Предовскому (мы стояли вместе) и злобно крикнул нам: «Вы — наши враги. Мы — ваши враги. Вы все тут продажные». Он это кричал громко, с неприличными жестами, как пьяный человек. Я ответил ему: «Вы, милостивый государь, в наших чувствах ошибаетесь». Больше я ничего не стал ему говорить. Гучков шел впереди этого пьяницы, на расстоянии всего нескольких шагов, и он даже головы не повернул на эти слова. Он не мог не слышать этих слов». Эти слова, без сомнения, относились не к лакеям, а к хозяевам дворца.

Говоря об отсутствии показаний Гучкова, я не могу не усмотреть зависимость между поведением Гучкова и этого офицера, неизвестного мне.

Понятно, что в расследовании особое внимание было уделено отношению к государям со стороны Керенского.

Его первое свидание с ними произошло 3 апреля 1917 года. По показаниям свидетелей установлено, что он был принят Их Величествами в присутствии царевича и великих княжон Ольги и Татьяны. Мария и Анастасия в тот момент были больны. [24] В книге Жильяра «Трагическая судьба Николая II и его семьи» (Париж, 1921) проскальзывает неточность. Керенский не мог видеться со всей семьей, как утверждает автор, ибо две великие княжны были больны. В имеющейся у меня записке императрицы Анастасии Васильевне Гендриковой, датированной 29 марта, Императрица пишет: «У Марии сейчас 40,5°, а у Анастасии — 40,3°. В течение дня они немного поспали».

(1) В книге Жильяра «Трагическая судьба Николая II и его семьи» (Париж, 1921) проскальзывает неточность. Керенский не мог видеться со всей семьей, как утверждает автор, ибо две великие княжны были больны. В имеющейся у меня записке императрицы Анастасии Васильевне Гендриковой, датированной 29 марта, Императрица пишет: «У Марии сейчас 40,5°, а у Анастасии — 40,3°. В течение дня они немного поспали».

Никто из посторонних при этом не присутствовал. Без сомнения, Теглева находилась в соседней комнате в начале разговора, но она слышала только первые слова Керенского и не могла рассказать ничего существенного. А вот что показал сам Керенский:

«Я в первый раз видел царя, Александру Федоровну и их детей, и я познакомился с ними. Я был принят в одной из комнат детской половины. Наше свидание было коротким. После обычных слов представления я спросил у Их Величеств, не желают ли они сделать мне как представителю власти какие-либо заявления; я передал им приветствие от королевской семьи Англии и сказал несколько общих фраз успокоительного характера. Во время это же свидания я осмотрел дворец, проверил караулы, дал некоторые указания».

Жильяр рассказывает в своей книге со слов царевича, что Керенский после нескольких общих фраз, уединившись с Императором в соседней комнате, сказал ему: «Вы знаете, что я добился отмены смертной казни… Я это сделал, хотя многие мои товарищи пали жертвами своих убеждений».

К моему великому сожалению, я не знал об этом рассказе Жильяра при допросе Керенского, и поэтому могу лишь оставить на его совести слова про «общие фразы успокоительного характера».

Во время пребывания государей в Царском Селе Керенский видел их неоднократно. Он говорит на следствии:

«Я был в Царском Селе 8 или 10 раз, выполняя обязанности, возложенные на меня Временным правительством. В эти посещения я видел Николая иногда одного, иногда вместе с Александрой».

Как же Керенский вел себя во время этих визитов? Я отвечу словами свидетелей. Многие из них не могли быть враждебны по отношению к Керенскому по их положению и по психологии. Посему истина в их словах выступает довольно рельефно.

Показания Чемодурова:

«Отношение Керенского к Императорской семье было благожелательное и корректное».

Показания Теглевой: