Николай Соколов - Расследование убийства Российской Императорской семьи

Эти свидетели были допрошены мною в Париже: князь Львов — 6–30 июля 1920 года, Керенский — 14–20 августа 1920 года, Милюков — 23 октября 1920 года и 12 июля 1922 года.

Подобные факты установлены из показаний уже названных лиц: Кобылинского, Жильяра, Теглевой, Эрсберг, Занотти, Тутельберг и Волкова. Кроме того, я опирался на показания камердинера Императора Терентия Ивановича Чемодурова, допрошенного членом суда Сергеевым 15–16 августа 1918 года в Екатеринбурге, и лакея царевича Сергея Ивановича Иванова, допрошенного мною 18 июля 1919 года в Тюмени. Я также основывался на дневнике, написанном от руки царевичем, и на заметках Татьяны Евгеньевны Мельник, дочери доктора Боткина, связанного с Императорской семьей. Дневник царевича был найден после расстрела при обыске у охранника Михаила Ивановича Летемина 6 августа 1918 года в Екатеринбурге. Заметки Татьяны Мельник были написаны от руки специально для настоящего дела.

Я опираюсь не только на показания уже названных свидетелей, но еще и на показания преподавателя английского императорских детей Сиднея Ивановича Гиббса, которого я лично допросил в Екатеринбурге 1 июля 1919 года.

В книге Жильяра «Трагическая судьба Николая II и его семьи» (Париж, 1921) проскальзывает неточность. Керенский не мог видеться со всей семьей, как утверждает автор, ибо две великие княжны были больны. В имеющейся у меня записке императрицы Анастасии Васильевне Гендриковой, датированной 29 марта, Императрица пишет: «У Марии сейчас 40,5°, а у Анастасии — 40,3°. В течение дня они немного поспали».

Чтобы узнать об условиях переезда из Царского Села в Тобольск, я пользовался, помимо уже названных материалов, еще и дневником камердинера Волкова, который был найден после убийства в Екатеринбурге в одном из чемоданов Ильи Леонидовича Татищева, 4 сентября 1918 года, в здании Уральского областного Совета.

Кроме указанных выше судебных доказательств, моими источниками в изучении тобольского периода стали показания свидетелей: учительницы детей Клавдии Михайловны Битнер, допрошенной мною 4 августа 1919 года в Ишиме, и офицера гарнизона Тобольска Николая Александровича Мунделя, допрошенного мною в том же Ишиме 6 августа 1919 года, а также записи в дневнике графини Анастасии Васильевны Гендриковой. Дневник этот был обнаружен в здании Уральского областного Совета 4 сентября 1918 года товарищем прокурора Екатеринбурга Н.И. Остроумовым.

Вот имена тех, кто мог быть допрошен: Михаил Иванович Летимин, Павел Спиридонович Медведев, Филипп Полуэктович Проскуряков, Антон Александрович Якимов. Первый был допрошен в качестве свидетеля в Екатеринбурге 9 августа 1918 года начальником криминальной полиции и 18–19 октября Сергеевым; трое других были допрошены как обвиняемые: Медведев — в Перми 12 февраля 1919 года Алексеевым, агентом Екатеринбургской криминальной полиции, а также в Екатеринбурге 21–27 февраля Сергеевым; Проскуряков — в Екатеринбурге 26 февраля 1919 года Алексеевым и 1–3 апреля мною; Якимов — в Перми 2 апреля 1919 года Алексеевым и 7-11 мая мною.

Мы смогли установить личность троих из них: Феликса Михайловича Якубцева, крестьянина из Виленской губернии; крестьянина Григория Ивановича Суетина из Пермской губернии; Мохаммеда Злакир Абдул Латыпова из Уфимской губернии. Они входили в состав отряда, который охранял тюрьмы и другие здания. Они были допрошены начальником криминальной полиции Екатеринбурга: первый — 10 августа 1918 года, второй — 2 октября, а третий — 3 октября того же года. Якубцев признал, что нес караульную службу снаружи дома Ипатьева, но никогда не видел Императорскую семью.

Эту молитву поют только на похоронах, во время остальных богослужений ее читают.

Чтобы сохранить этот знак, я покрыл его стеклом и опечатал своей печатью. Так он и выглядит на фотографии в книге Жильяра.

Эти два прямоугольника были вычерчены Сереевым, чтобы указать, какие куски пола следует вырезать.

Все надписи были сделаны на русском языке.

Моими источниками для глав XIX–XXIII служат протокол Наметкина от 30 июля 1918 года, донесение от 30 декабря 1918 года прокурору Екатеринбурга от вице-прокурора Магницкого, осматривавшего местность независимо от расследования Наметкина, мой протокол от 17 июня 1919 года и показания 50 свидетелей. Имена некоторых из них приводятся в тексте.

Комиссар Войков был членом Екатеринбургского областного совета. Он вернулся в Россию вместе с Лениным весной 1918 года. Какой он был национальности, не знаю.

Большинство этих вещей были изучены с 10 февраля по 18 декабря 1919 года опытными экспертами: врачом, оптиком, ювелиром, портным, сапожником, суконщиком.

По приказу большевиков в Екатеринбурге местное время сдвинули на два часа вперед от положенного. Поэтому два часа ночи соответствуют полуночи. Этот факт следует учитывать в показаниях прочих свидетелей.

Принимая во внимание важность пояснений, сделанных Медведевым, я вынужден привести его заявления, сделанные агенту Алексееву, и его показания следователю Сергееву.

Я привожу здесь только вторую часть этой телеграммы, поскольку первая не имеет никакого отношения к убийству Императорской семьи.

Существует некоторая разница в деталях между двумя этими сообщениями, поскольку в московском не упоминается о том, что четыре великие княжны вывезены в надежное место с Императрицей и наследником. Ниже я постараюсь дать объяснение этому отличию.

Княгиня Елена Петровна в июне 1918 года уехала из Алапаевска к своим детям.

Это был великий князь Сергей Михайлович.

Я объясню ниже, почему в этой телеграмме не упоминается о великой княгине Елизавете.

Сафаров был членом Уральского облсовета. Он сопровождал Ленина, когда тот вернулся в Россию весной 1917 года. Не знаю, какой он национальности.

Добавлю, что в момент смерти адмирала Колчака я находился в Харбине в чрезвычайно стесненном положении. Желая любой ценой сохранить материалы следствия, я обратился в феврале 1920 года с письмом к послу Англии в Пекине г. Лэмпсону и просил его дать мне возможность вывезти эти документы в Европу. Я указывал, что в числе вещественных доказательств имеются останки жертв, и я подчеркивал роль немцев в этом деле. 23 февраля ко мне прибыл секретарь посла г. Киф и сообщил мне, что посол телеграфировал в Лондон просьбу об инструкциях. 19 марта британский консул в Харбине г. Слей передал мне ответ английского правительства. Он был отрицательным. В тот же день я отправился к французскому генералу Жанену, который находился в Харбине. Генерал Жанен ответил сопровождавшему меня генералу Дитерихсу и мне, что считает доверенную ему нами миссию долгом чести по отношению к верному союзнику. Благодаря генералу Жанену документы следствия удалось спасти и вывезти в надежное место.