Александр Яковлев - Сумерки

Верно, что «холодная война» достигла особой остроты после Второй мировой войны. Рискну высказать несколько суждений насчет того, почему это произошло. СССР вышел из Второй мировой войны лидером в том смысле, что именно он выдержал основную тяжесть борьбы с нацизмом, если речь вести о людских потерях. Почему это случилось — другой вопрос. Я констатирую сам факт. Сталин использовал сложившуюся ситуацию в сугубо спекулятивных целях, то есть для возвеличения своей личности, закрепления тирании, а также как подтверждение конкурентоспособности советского строя. СССР обладал также самой большой на то время армией, раскрученной военной промышленностью, опытом мобилизационной экономики. Иными словами, причин для новой мифологии было достаточно.

США вышли из войны экономически окрепшими. И не только экономически. Возрос политический вес и моральный авторитет. По моему мнению, без материальной помощи и прямого участия США победа в войне против нацизма была бы невозможной. Более того, их относительная мощь многократно умножалась тем, что позиции всех без исключения основных предвоенных конкурентов — Германии и Японии, а также Англии и Франции — были серьезно подорваны. Настолько серьезно, что потребовался, как известно, план Маршалла, чтобы помочь европейским странам стать на ноги.

Иными словами, на ближайшие послевоенные десятилетия у Соединенных Штатов не просматривался иной достаточно мощный соперник в мире, кроме СССР. Положение усугублялось еще и тем, что если США были — и остаются — проверенной временем демократией, то СССР был диктатурой. Но оба государства исповедовали отчетливо выраженный мессианизм, опирающийся на твердое убеждение, что именно их модель в конечном счете победит во всем мире. Разница заключалась в том, что за американским мессианизмом стояла природная склонность всякого капитализма к экономической экспансии в силу действия законов рынка, тогда как советский мессианизм питался идеологическими соображениями и опирался преимущественно на военную силу.

Напоминаю об этом, чтобы подчеркнуть: столкновение между этими двумя силами было почти неизбежно. И дело не в просчетах политиков с той или другой стороны — такие просчеты конечно же были, но не они определяли тенденции мировой политики. И не в том дело, что одна из сторон олицетворяла собой, как это изображалось, силы Света, а другая — силы Тьмы. Столкновение политических курсов и целей, сил и характеров было предопределено внутренней природой каждого из двух полюсов еще только формировавшегося биполярного мира, их общим уникальным положением в этом мире, когда силовой, военно-экономический разрыв между этими полюсами и другими ближайшими к ним государствами оказался непропорционально велик.

Было в этом раннепослевоенном противостоянии еще одно обстоятельство, заслуживающее внимания. Каждая страна по отдельности и обе они, вместе взятые, их взаимные отношения и роль в мировой политике олицетворяли ту линию развития, которая пробивалась преимущественно через механизмы силы. На мой взгляд, можно утверждать, что силовая детерминанта по итогам Второй мировой войны достигла своей вершины и сама оказалась как бы на развилке: примет ли дальнейшая эволюция этой доминанты глобальный и определяющий характер, или же постепенно будут складываться какие-то новые формы международных отношений. Например, интеллектуальная и нравственная, опирающаяся на мощь знаний и возможностей человека, на критическое осознание им собственного опыта и на понимание своей ответственности перед людьми и Богом, перед уникальностью нашей планеты — этого островка жизни во всей известной нам Вселенной.

К сожалению, инерция мировой политики и ее силовая детерминанта требовали от СССР и США катастрофического решения, то есть помериться силами. Видимо, так бы оно и случилось, если бы в разговор двух мировых гигантов не вмешалось ядерное оружие. В новых условиях в отношениях СССР — США начались три взаимосвязанных, параллельно развивающихся процесса: с одной стороны, разработка средств прямого нанесения ущерба друг другу, с другой — перманентная взаимная проверка соотношения сил и воль через различные виды опосредованного противоборства, наиболее ярким проявлением чего стали конфликты в «третьем мире», и наконец — поиск возможностей, исключающих мировую катастрофу.

В этом, на мой взгляд, и заключался противоречивый характер «холодной войны», которую можно определить как неизбежность силового противоборства, однако новые средства материализации силы вели к взаимному и полному уничтожению сторон, что делало ядерное противоборство бессмысленным. Кубинский ракетный кризис, в частности, показал, что даже обмен ядерными ударами, если бы он произошел, сам по себе не обеспечивал победу ни одной из сторон. Больше того, он привел бы к уничтожению США и СССР. Трагические последствия подобного предсказать просто невозможно.

Чем могла стать, но не стала «холодная война»? Если согласиться с тем определением истоков и сущности «холодной войны», какое я попытался сформулировать выше, то необходимо сделать вывод, что, пожалуй, впервые в истории причудами мирового развития было создано противостояние, не имевшее практического разрешения, но и державшее в своих ядерных тисках обе стороны, как, впрочем, и весь мир. Обстановка кричала: «Думайте, черт побери! Ищите выход!» Надо признать, что и в том и в другом политики обеих сторон оказались несостоятельными. Вполне логично в этих условиях и то, что как советология в США, так и американистика в СССР потерпели интеллектуальное банкротство.

Верно, что по следам кубинского кризиса еще с начала 60-х годов начались переговоры вначале по ограничению и запрещению ядерных испытаний в трех средах, позднее — по ограничению и сокращению стратегических, а затем и обычных вооружений. Все это было полезно, ставило какие-то пределы гонке вооружений, создавало в условиях опасной стратегической игры хоть какую-то «технику безопасности».

Но одних этих мер было недостаточно. Тем более что, замыкая на себе заметные политические и интеллектуальные усилия, эти меры, их разработка и политическое оформление отвлекали, к сожалению, обе стороны от более широкой постановки вопроса: куда и как движется вообще вся система международного взаимодействия.

Не следует забывать, что как западный мир, так и Россия, хотя и очень по-разному, но во многих отношениях — религиозном, идеологическом, экономическом, политическом, иных — являются своего рода протуберанцами еврохристи- анского направления мировой культуры и мирового развития. И споры между демократией и тиранией, государством и личностью, капитализмом и социализмом, либерализмом и коммунизмом — все эти споры родились на европейской почве и уже отсюда распространились на все или почти на все общественные отношения современности. Поэтому и «холодная война» должна, на мой взгляд, рассматриваться не только в контексте международных отношений, но прежде всего в контексте исторической эволюции еврохристианско- го мира.