Людмила Черная - Записки Обыкновенной Говорящей Лошади

Все эти сведения я почерпнула из отличной книги Павла Басинского «Страсти по Максиму».

Из этой книги я также узнала, что к лежащему на смертном одре Горькому дважды приходил Сталин в сопровождении Молотова и Ворошилова, чтобы покалякать с ним о том о сем.

Я так непочтительно пишу «покалякать» потому, что темы двух бесед Сталина с умирающим Горьким выглядели чрезвычайно странно. Даже смехотворно.

В первый раз Сталин с Молотовым и Ворошиловым пришли к писателю, когда он уже, можно сказать, простился с жизнью, но ему, узнав о сталинском приходе, ввели ударную дозу камфоры. И он ожил. Ожил настолько, что побеседовал с гостями о… французской литературе и о женщинах-писательницах. После чего гости выпили, кажется, по бокалу шампанского и удалились. Но в два часа ночи захотели опять навестить умирающего. Однако врачи якобы запретили его тревожить.

Визит повторился спустя двое суток. На сей раз врачи будто бы ограничили разговор Сталина с Горьким до десяти минут. За эти десять минут писатель и вождь успели обсудить… книгу Шторма о восстании Болотникова в XVII веке, а также положение крестьян во Франции…

Ну в каком страшном сне могло привидеться такое? Такие разговоры?

Неужели перед смертью Горького не обуревали мысли, ну если не о вечности, о боге и о его, горьковской, грешной душе, то хоть о близких он должен был побеспокоиться – или о судьбе своего литературного наследства.

Добавлю к этому уже от себя, что Горький умирал в Москве как раз в то время, когда началась эпоха Большого террора и неотъемлемые от этой эпохи знаменитые Московские процессы. Фигуранты Первого так называемого показательного процесса уже сидели на Лубянке с петлей на шее. А главными фигурантами были Зиновьев и Каменев.

Для нас теперешних – абстрактные фигуры, для Горького же – самые близкие друзья Ленина, к тому же хорошие знакомые его самого. Правда, Зиновьева – любимца Ленина – Горький терпеть не мог за его хамскую политику в Петрограде в первые годы революции.

Что же касается Льва Каменева, то даже я еще застала прекрасное издательство «Academia», созданное Каменевым, и каменевские статьи-предисловия в томах, посвященных деятелям эпохи Возрождения. Когда я училась в институте, эти статьи уже частично были выдраны из библиотечных экземпляров. Все равно без издательства «Academia» нельзя было изучать историю западного искусства.

А ведь не кто иной, как Горький, надоумил в первые послереволюционные годы Лозинского и других образованнейших интеллигентов переводить классиков западноевропейской литературы для созданной им «Всемирной литературы». И тем самым спас переводчиков от голода и безработицы.

Нечего и говорить, что те же самые интеллигенты во главе с несравненным Лозинским продолжали в «Academia» благородное дело, начатое Горьким…

Впрочем, что умирающий Горький не заступился за Каменева и других, разговаривая со Сталиным, можно понять – боялся за будущее своих близких. Знал, что его любимую Будберг могут не пустить обратно в Лондон, где ее уже ждет очередной муж – знаменитый писатель Герберт Уэллс. Знал также, что Тимоше с ее двумя девочками, горьковскими внучками, некуда бежать. Недаром, по свидетельству Басинского, все окружение Горького и после его смерти без конца болтало о том, что Горький в последние часы жизни пел хвалу Вождю и славил его новую Конституцию (даже я, студентка, знала, что сталинскую Конституцию сочинил Бухарин).

Да, это ясно и понятно.

Но какая это все гадость и ложь! Какая мерзость! А Дмитрий Быков и Басинский в своих книгах оправдывают Горького…

Однако вернусь к теме слухов.

Несмотря на то что Горький умер обласканный Сталиным и что урну с его прахом замуровали в Кремлевской стене и несмотря на то что уже на третьем (последнем) московском показательном процессе в 1938 году основоположника советской литературы объявили жертвой «врагов народа», врагов Сталина – несмотря на все это, сразу возникли слухи о том, что Сталин… отравил Горького. Я сказала бы, упорные слухи.

По какой же причине Сталин якобы расправился с Горьким?

Причины назывались две. Первая причина: будто бы Сталин рассчитывал, что Горький напишет о нем обширный хвалебный очерк, какой он написал о Ленине. По словам Басинского, Горькому даже отправили соответствующие материалы. Но Горький о Сталине писать не стал.

Вторая причина: Сталин решил срочно убрать Горького, ибо вот-вот должен был начаться шитый белыми нитками первый публичный процесс, о котором говорилось выше.

И Горький мог, будто бы, поделиться своими мыслями о мнимых «врагах народа» с молодым коммунистом Луи Арагоном, который вот-вот должен был приехать из Франции в Москву. Это предположение высказал Басинский. Я с ним не согласна. Поэт Арагон был женат на Эльзе Триоле, а Эльза была сестрой Лили Брик. Впрочем, одно дело узнать о процессе от Лили Брик, а другое дело – от Максима Горького…

Слух о том, что Горького отравил Сталин, передавался из поколения в поколение. Кто говорил, что Горькому подсунули конфеты с ядом, кто уверял, что сама Будберг дала ему яд вместо лекарства.

Но хватит о Горьком…

В 1936 году застрелился старый большевик Томский. Томский был из рабочих, что очень ценилось при Ленине. Единственный крупный партийный деятель, о котором даже Троцкий писал с пиететом.

В конце 1920-х Томский выступил против сталинской политики коллективизации и индустриализации, и его зачислили в «правые уклонисты». И стали всячески шельмовать. Но в конце 1920-х, как сказано в Малой советской энциклопедии, он «признал свои ошибки», то есть «покаялся». Но не выдержал и через несколько лет пустил себе пулю в лоб.

О его смерти, как водится, тоже ходили разные легенды.

Так, в годы оттепели родной брат Якова Свердлова Герман Михайлович Свердлов рассказал мужу и мне, что к Томскому накануне его смерти будто бы пришел Сталин, чтобы «помириться» с ним. Долго уговаривал его, предлагал скрепить мир рукопожатием. Но Томский оставался непреклонен. И Сталин ушел, хлопнув дверью. И будто бы тогда Томский застрелился.

История показалась нам достоверной, поскольку семья Свердлова, даже после смерти Якова Свердлова жила в одной квартире с семьей Томского.

Однако из других источников явствует, что Томский покончил с собой не у себя дома, а в ОГИЗе (издательском объединении при Наркомпросе), куда его, так сказать, сослали как оппозиционера, стало быть, на Новой Басманной, дом 19, где позднее помещалось издательство «Художественная литература». Якобы именно там Томского в день смерти прорабатывали на местной партячейке и допроработали до того, что он решил покончить с собой.

Надо сказать, что в ту пору самоубийство считалось как бы дезертирством. Не должен был сознательный партиец добровольно бросить свой участок работы, где он приносил пользу стране строящегося социализма… Вот так-то.