Дейв Каллен - Колумбайн [litres]

Фузильер сделал многое для того, чтобы понять логику Эрика и Дилана, но сам он попал в «Колумбайн» исключительно по воле случая. Если бы его собственный сын Брайан не учился в этой школе, ФБР вряд ли бы дало ему задание участвовать в расследовании. Более того, без его помощи вообще маловероятно, что ФБР сыграло бы значительную роль в ходе расследования. ФБР ввязалось в эту историю исключительно потому, что Фузильер прибыл на место преступления, нашел общий язык с теми, кто руководил следствием, и предложил помощь. Только после этого ФБР отправило своих сотрудников в «Колумбайн». Фузильер оказался одним из наиболее высокопоставленных агентов в этом районе, установил контакт с местными властями и поэтому возглавил группу ФБР. До 20 апреля он был руководителем антитеррористического отдела в этом регионе страны. На протяжении последующего года он постепенно делегировал свои обязанности регионального руководителя антитеррористического отдела другим сотрудникам. Расследование инцидента в «Колумбайн» оказалось гораздо более серьезным.

Теракт в «Колумбайн» был крупнейшим преступлением прошлого века в Колорадо, и власти штата собрали огромную команду для его расследования. В округ приехало около ста следователей. Более десяти различных федеральных агентств выделили для расследования лучших сотрудников. ФБР командировало в Джеффко двенадцать специальных агентов. Крайне редко агентство направляло такое большое количество агентов для расследования локального инцидента. Как я уже писал, Фузильер возглавил команду агентов ФБР. Все остальные подчинялись непосредственно Кейт Баттан, которая являлась прекрасным руководителем и имела большой опыт расследования сложных финансовых преступлений и махинаций. Сама Баттан подчинялась начальнику отдела Джону Кикбушу, которому предвещали блестящую карьеру. Кикбуш и Фузильер играли активную роль в проведении расследования и регулярно обсуждали его результаты и стоящие перед ними задачи.

Следствие выделило одиннадцать потенциальных сообщников преступников. Наибольшие подозрения вызывал Брукс Браун. Кроме него, о том, что парни изготовляют бомбы, знал Крис Моррис. Внешность двух других подозреваемых очень напоминала описания третьего и четвертого стрелков – участников теракта. Фамилии этих четырех человек открывали список подозреваемых, в котором значилась и фамилия Робин Андерсон, ходившей на выпускной бал в качестве спутницы Дилана.

Чтобы обличить этих людей, требовались гигантские усилия. Следователи планировали поговорить с учениками и преподавателями «Колумбайн», а также со всеми прошлыми и нынешними друзьями и коллегами убийц. В последующие полгода было проведено пять тысяч интервью. Следователи сделали тысячи фотографий и собрали более 30 000 страниц материала. К следствию подошли со всей тщательностью: описали каждую гильзу, каждую дырку от пули в стене и каждую найденную дробинку. Это описание заняло 55 страниц, и фигурировало в нем 998 объектов.

Руководство следствием нашло место для Фузильера в репетиционном зале школы. Убийцы не зашли в этот зал, но тем не менее внутри царил полный беспорядок. На полу валялись книжки, ноты, ударные установки, музыкальные инструменты и брошенные рюкзаки. Двери вообще не оказалось, так как ее снесли бойцы SWAT во время зачистки.

Остальные помещения и классы были в гораздо худшем состоянии по сравнению с репетиционным залом. Трубчатые бомбы и коктейли Молотова частично сожгли ковер, из-за них сработала автоматическая система тушения пожара. В столовой был настоящий потоп, а библиотека находилась в неописуемом состоянии. Видавшие виды полицейские выходили из здания со слезами на глазах. «Некоторые прошедшие Вьетнам бойцы SWAT плакали от того, что им пришлось увидеть», – говорил прокурор округа Дейв Томас.

Настало время следствия. Документировали любые улики и вещественные доказательства. Площадь места преступления в здании составляла 125 000 квадратных метров, не считая территории на улице, где тоже были жертвы. Отпечатки пальцев, упавшие с головы волосы, пороховая сажа – все это могло оказаться нужным для следствия. Кроме этого, в школе еще могли находиться ненайденные бомбы.

Следователи вынесли практически все, что было в комнатах Эрика и Дилана, за исключением мебели. В доме Клиболдов оказалось мало вещдоков – всего несколько тетрадей и ежедневников. Дилан отформатировал диск компьютера. А вот в доме Эрика оказалась масса информации: дневники, данные в компьютере, аудио- и видеоматериалы, сметы, диаграммы и поминутные планы нападения… Эрик документировал все и вся. Такое ощущение, будто он хотел, чтобы мы узнали все подробности и детали.

Определенное напряжение вносило оставленное убийцами загадочное сообщение о возможных в будущем актах убийства и насилия. «Мы пытались найти источник этой угрозы», – говорил Фузильер. Школу снова тщательно обыскали на предмет взрывных устройств. Немного «надавили» на потенциальных участников и сообщников убийц.

В первые семьдесят два часа после трагедии следователи провели пятьсот интервью. Результаты сдвинули следствие с места, однако информация была отрывочной и спорадической, что вносило некоторый разнобой в работу. Баттан волновалась по поводу того, что ТВ и СМИ со своей трактовкой событий оказывают влияние на то, что захотят сказать основные свидетели преступления. Следователи решили поставить новые приоритеты в своей работе: в первую очередь надо проводить беседы с теми, кто непосредственно наблюдал убийц во время трагедии.

Часть следователей отправились в места, в которых выросли убийцы и подозреваемые.

Все не началось с того, что Эрик совершенно неожиданно сел и написал план подрыва школы и массовых убийств. До того, как он поднял оружие на сверстников и учителей, у него в жизненном багаже уже был опыт воровства и других мелких правонарушений. Еще в самом раннем возрасте в его характере наблюдались черты будущего убийцы. Оглядываясь назад, можно констатировать, что эти черты были достаточно ярко выраженными, однако для окружавших его людей, не являющихся специалистами в области криминальной и поведенческой психиатрии, казались незаметными и незначительными.

Эрик много и с большой любовью писал о детстве. Он не помнил себя совсем маленьким. Но с большой теплотой вспоминал фейерверки. Однажды он сел за стол, чтобы запечатлеть в дневнике свои самые ранние воспоминания о фейерверках, и понял, что сделать это не так-то просто. «Мне сложно визуализировать, – отмечал он. – Воспоминания сливаются. Помню, как отмечали День независимости, когда мне было 12». Взрывы, грохот, все небо в огнях. «Помню, что я вместе с другими детьми выбежал на улицу, – продолжал он. – У меня было ощущение, что происходит нашествие».