Дейв Каллен - Колумбайн [litres]

В палате все время были люди. Как-то в первую неделю мая у мальчика сидели один из его товарищей по водным лыжам и несколько тетушек и дядей. Патрик лежал на кровати, обездвиженная нога покоилась на подушке. Она была обернута ортопедическим приспособлением для фиксации суставов, которое делало ее еще тяжелее, но Патрик все равно напрягся. И медленно, едва заметно его бедро приподнялось.

– Эй! – крикнул он. – Смотрите, что я могу!

Они ничего не увидели: он смог поднять ногу лишь настолько, что она перестала давить на подушку. Но он чувствовал – ее держит не подушка, а он сам.

Восстановив контакт с конечностями, Патрик быстро пошел на поправку. Каждое утро он чувствовал какое-то изменение к лучшему. Сначала сила вернулась в центр тела, в торс, затем дошла до бедер и плеч, потом вниз, к правым локтю и колену. Еще несколько недель – и он смог встать. Сначала его поставили между параллельными горизонтальными брусьями, доходившими до бедер. Вокруг талии было повязано что-то вроде буксировочного троса, который держал физиотерапевт, помогая Патрику пройти короткое расстояние между брусьями. Это был хороший день. Брусья были крепкие и шершавые. Приходилось собираться с силами для каждого шага.

Позже он перешел на ходунки на колесах, а затем на костыль с опорой на локоть. Но для далеких поездок или когда он уставал, ему по-прежнему требовалось инвалидное кресло. Труднее всего будет полностью восстановить подвижность пальцев. Уйдут месяцы, прежде чем он сможет держать ручку так, чтобы правая рука не тряслась. А ходьбе долго будет мешать неспособность производить пальцами ног те мелкие движения, которые мы обычно не замечаем.

У Анны-Марии Хокхальтер дела шли хуже. Она едва выжила. Спинной мозг был разорван, и ее мучила невыносимая боль. Девушка несколько недель провела в бреду на морфии, жизнь поддерживали искусственная вентиляция легких и зонд для искусственного кормления. Из-за всех этих трубок и окутывающего мозг тумана она не осознавала, что произошло и что ее ждет впереди.

Наконец она немного пришла в себя и спросила, сможет ли она еще когда-нибудь ходить.

– Нет, – ответила медсестра.

«Я тогда просто заплакала, – позднее рассказывала Анна-Мария. – Медсестре пришлось привести моих родителей, так горько я рыдала».

Шесть недель спустя она присоединилась к Патрику в больнице Крэйг. Друг Дэнни Рорбофа Шон Грейвс тоже находился здесь, у него была частично парализована нижняя половина тела. За лето ему удалось сделать несколько шагов в приспособлениях для фиксации суставов. Лицо Лэнса Кирклина было реконструировано с помощью титановых имплантов и пересадок кожи. У него остались заметные шрамы, но он обращал это в шутку.

«Классно состоять на пять процентов из металла», – говорил он.

В недели, последовавшие за трагедией, члены семей убитых в библиотеке обошли место преступления в сопровождении детективов. Им необходимо было это увидеть. Дон Анна остановилась на том месте, где была убита ее дочь, Лорен Тоунсенд. Первый стол слева. Ничего здесь не изменилось, только убрали рюкзаки и личные вещи после того, как они были сфотографированы, занесены в протокол и возвращены семьям погибших.

«Эмоциональное воздействие было такое, что я даже не знаю, смогу ли адекватно его описать, – сказала Дон Анна. Но она не могла поступить иначе. – Мне, как и всем, нужно было с этим соприкоснуться, вернуться сюда и хоть как-то обозначить свою связь с тем, что здесь произошло».

Просто немыслимо опять отправить в это место кого-нибудь из школьников. Библиотеку надо снести. К этому выводу независимо друг от друга быстро пришло большинство из тринадцати семей погибших.

Но у учеников имелось противоположное мнение. Они всю весну сражались за само понятие «Колумбайн», а также за это название – имя старшей школы, а не разыгравшейся в ее стенах трагедии. Им неприятно было слышать повторяемые в СМИ выражения вроде «после «Колумбайн» или «чтобы предотвратить повторение “Колумбайн”». То, что случилось, было одним днем в истории старшей школы «Колумбайн», настаивали дети.

А потом появились туристы. Всего через несколько недель после трагедии, еще до возвращения учеников, к школе начали один за другим подъезжать автобусы. Школа «Колумбайн» превратилась во вторую по известности достопримечательность Колорадо после Скалистых гор, и туроператоры начали быстро делать на этом деньги. Автобусы подъезжали к зданию, из них выходили толпы туристов и начинали щелкать фотоаппаратами. Они снимали все: фасады, территорию вокруг, учеников, тренирующихся на спортивных площадках и стадионах или толпящихся в парке. На снимки попало немало сердитых лиц. Ученики чувствовали себя зверюшками в зоопарке. Все вокруг хотели знать: Как вы себя чувствуете?

Брайан Фузильер собирался перейти в десятый класс «Колумбайн». Недели, проведенные под микроскопом, были ужасны: туристы донимали всех неимоверно.

«Мне хочется просто подойти к этим типам и дать им в нос», – сказал он отцу.

2 июня большинство учеников наконец вновь зашли в школу. Это был день, богатый на эмоции. Ученикам дали два часа на то, чтобы забрать рюкзаки, мобильные телефоны и все остальное, что они оставили здесь второпях, когда убегали. Родителям также разрешили войти. Это дало возможность посмотреть страхам прямо в глаза. Сотни подростков вышли из школы, спотыкаясь и в слезах. Это были целительные слезы. Большинство нашли этот опыт тяжелым, но очищающим душу.

Затем детям вновь закрыли доступ в школу на целых два месяца, пока строители переделывали весь интерьер. Ученики неоднозначно относились к этим переменам, но они приняли их необходимость на веру. В округе практиковался свободный прием в учебные заведения, поэтому все ожидали, что осенью количество учащихся в «Колумбайн» резко упадет. Но ученики прореагировали на произошедшее прямо противоположным образом: переводы из «Колумбайн» в другие школы свелись к минимуму. Так что осенью учеников здесь стало еще больше, чем было раньше. Учащиеся «Колумбайн» чувствовали, что они уже столько всего потеряли, поэтому потеря хотя бы дюйма коридора или одной-единственной классной комнаты будет ощущаться как фиаско, как крушение надежд. Они хотели получить свою школу назад. Причем всю!

Мистер Ди и преподавательский состав все внимание посвящали выжившим ученикам – они устраивали их на сеансы психотерапии и внимательно следили, не появятся ли у кого-либо симптомы посттравматического синдрома. Руководство школы создало совет, который должен был принять решение – что делать с библиотекой. В него входили ученики, родители и учителя. Решение было быстрым и единодушным – вычистить из помещения абсолютно все и переделать его. Изменить планировку, заменить мебель и разместить ее по-другому, перекрасить стены в другой цвет, поменять ковер и даже заменить потолочные плитки на другие. Это была самая радикальная часть плана, который предстояло применить ко всем помещениям школы. Специалисты по эмоциональным травмам порекомендовали совету найти оптимальное соотношение между решениями двух задач: создать у подростков ощущение, что их школа уцелела, и окружить их изменениями, слишком трудноуловимыми, чтобы они сразу бросались в глаза. Библиотека была исключением: она должна измениться так, чтобы все в ней стало иным.