Вацлав Гавел - О ненависти [Публикация ж.Знамя 1991-6]

Уважаемое собрание!

Глядя на присутствующих здесь, я начинаю думать, что среди нас не так уж много людей, которые способны размышлять над нашей темой — я имею в виду ненависть — на основе самокопания, «изнутри», как над состоянием души, ими самими пережитым. Очевидно, что все мы лишь с беспокойством наблюдаем за этим феноменом и пытаемся осмыслить его извне. Это относится и ко мне: среди моих отрицательных черт, которых, конечно же, предостаточно, на удивление отсутствует способность ненавидеть. Поэтому и я размышляю о ненависти всего лишь не как сопричастный ей, но как очень обеспокоенный наблюдатель.

Перебирая в памяти тех, кто лично меня ненавидел или ненавидит, я прихожу к выводу, что всех их объединяют свойства, сопоставление и анализ которых позволяют дать пусть и самое общее, но тем не менее вполне определенное объяснение владеющей ими ненависти.

Прежде всего этих людей нельзя считать пустыми, пассивными, равнодушными, апатичными. Мне кажется, что в их ненависти проявляются какая-то большая и по самой своей сути неутолимая страсть, какое-то неисполненное и в принципе неисполнимое желание, какая-то отчаявшаяся амбиция. Это внутренняя сила сугубо активного характера, которая своего носителя снова и снова на что-то нацеливает, куда-то влечет, так сказать, захлестывает. Я решительно не могу считать ненависть простым отсутствием любви и гуманности, вакуумом человеческой души. Напротив, она имеет много общего с любовью и прежде всего присущую ей устремленность на другого, зависимость от него, даже прямое делегирование ему части своей собственной идентичности. Как влюбленный тянется к предмету своей любви и не может без него обойтись, так ненавидящий тянется к ненавидимому. Как и любовь, ненависть в конечном счете есть выражение жажды абсолюта, хотя и трагически извращенное.

Люди ненавидящие, насколько я мог разобраться, это люди с постоянным, неискоренимым и глубоко не соответствующим действительному положению вещей чувством нанесенной лично им обиды. Они хотели бы пользоваться всеобщим уважением и любовью, но постоянно терзаются от болезненного сознания, что окружающие вовсе не благодарны им, несправедливы к ним, не только не почитают и не любят их, как должны бы были, но вообще не обращают на них внимания.

В подсознании ненавидящих дремлет извращенное чувство, будто они обладают истиной в последней инстанции, и это превращает их в своего рода сверхчеловеков, чуть ли не в богов, и поэтому-де они заслуживают всеобщего признания, всеобщего подчинения и лояльности, если не прямо слепого повиновения. Они хотели бы быть центром вселенной, и их раздражает и уязвляет, что мир не видит и не признает их своим центром, что он вообще их не слишком-то замечает, а может быть, даже и подсмеивается над ними. /

Они похожи на избалованных или плохо воспитанных детей, которые убеждены, что мать только для того и существует на свете, чтобы их боготворить, и сердятся на нее, если время от времени она уделяет внимание кому-нибудь или чему-нибудь другому, например, сестрам и братьям, мужу, книге, работе. Все это они воспринимают, как несправедливость, травму, покушение на них самих, словно бы этим ставится под сомнение их собственная значимость. Внутренний заряд, который мог бы стать любовью, оборачивается ненавистью к предполагаемому источнику травмы.

Ненависти — равно как и несчастливой любви — присуща своего рода отчаянная трансцендентальность: ненавидящие люди хотят достичь недостижимого и беспрерывно гложут себя из-за невозможности этого, причем препятствует им, как они убеждены, подлый окружающий мир. Ненависть— дьявольское свойство падшего ангела; это состояние души, желающей стать Богом, она даже верит, что она и есть Бог, и постоянно мучается от того, что она все же не Бог, что не может им стать. Это свойство создания, ревнующего к Богу и снедаемого чувством, что путь к Божьему престолу, на котором ему предназначено восседать, преграждает несправедливый мир, состоящий в заговоре против него.

Причину своего метафизического неуспеха ненавидящий человек совершенно не способен увидеть в себе самом, в тотальной переоценке самого себя. В его глазах всему виной окружающий мир. Но это виновник абстрактный, неопределенный и неуловимый. Его надо персонифицировать, ибо ненависть —как сугубо конкретный порыв души — нуждается в конкретной жертве. И вот ненавидящий человек находит конкретного виновника. Поскольку речь идет о своего рода заместителе виноватого, то он может быть случайным и легко заменяться другим. Я обратил внимание, что для ненавидящего ненависть как таковая важнее, чем ее объект, что объекты он может довольно часто менять, ничего не меняя в своем к ним отношении. И это вполне понятно: ведь он испытывает ненависть не к данному конкретному человеку, а к тому, чем ему этот человек представляется—нагромождению препятствий на пути к абсолюту, к абсолютному признанию, к абсолютной власти, к тотальной идентификации с Богом, истиной и мировым порядком. Ненависть к ближнему выступает как физиологическое овеществление ненависти ко вселенной, которая воспринимается как конечная причина собственного неуспеха.

О ненавидящих говорят, что это люди с комплексом неполноценности. Вероятно, эта характеристика неточна. Я бы скорее сказал, что комплекс у этих людей иной: они считают, что их роковым образом недооценивают.

Мне кажется заслуживающим внимания и еще одно мое наблюдение: ненавидящий человек не способен улыбаться, он только ухмыляется. Он не способен на веселую шутку—только на кислую усмешку. Он не способен на настоящую иронию, ибо не способен на самоиронию, ведь искренне смеяться может только тот, кто умеет смеяться над самим собой. Для ненавидящего характерны серьезное лицо, чувство оскорбленного достоинства, громкие слова, крик, неумение подняться над собой и увидеть свои смешные стороны.

Эти особенности ненавидящего выдают нечто весьма показательное: полное отсутствие у него таких свойств, как чувство соответствия, вкус, стыд, широта взгляда, способность сомневаться и вообще задавать вопросы, сознание того, что он сам преходящ и все на свете преходяще. И уж тем более недоступно ненавидящему чувство абсурда, то есть ощущение абсурдности своего существования, неприкаянности, ничтожности или вины. Общий знаменатель всего этого, — наверное, трагический, но опять- таки почти метафизический недостаток чувства меры: человек, которого обуяла ненависть, не знает меры вещей, равно как и меры своих возможностей, своих прав, меры своего бытия, не знает меры признания и меры любви, на которые может рассчитывать.