Алексей Цветков - Солнце и дpyгие звезды (Атлантический дневник)

Можно добавить также Сахару и вспомнить советский опыт освоения сравнительно небольших среднеазиатских пустынь, единственным результатом которого стала экологическая катастрофа. Между тем, и Антарктида, и Сахара — просто райские сады в сравнении с тем же Марсом, не говоря уже о каких-то других солнечных системах. Научная фантастика нас обманула, утверждает Стивен Вайнберг — мы обречены довольствоваться только тем, что имеем, птицей в руках, а не звездолетом в гиперпространстве.

Так чем же будет отличаться мир, в котором сформулирована общая теория всего, от нашего сегодняшнего, еще не до конца просвещенного? По словам Вайнберга, эта теория убедительно объяснит нам, почему та или иная деталь нашей вселенной именно такова, как она есть. Но она никогда не объяснит нам, почему весь мир именно таков, каков он есть, и можно ли себе представить его совершенно иным. Мы вправе требовать ответа на любое как., если оно сформулировано в достаточно абстрактных терминах, но мы никогда не получим ответа на наше главное и вечное почему…

Наука — это метод поиска разумных ответов на разумные вопросы. Когда я слышу, с годами все чаще, как люди кокетливо заявляют о своем недоверии к науке, я знаю, что они не понимают, о чем говорят. Если у тебя есть конкретный вопрос, то наука представляет собой не ответ на него, а способ поиска и формулировки такого ответа. Неправильный или неточный ответ всегда можно заменить другим, но неправильный метод обязательно уведет не в ту сторону. Здесь расставлена ловушка, в которую все чаще попадаются не только обыватели, люди с улицы, но и сами ученые.

Когда Стивен Вайнберг заверяет нас, что на все наши «как» мы рано или поздно получим ответы, у меня нет оснований ему не доверять, потому что я доверяю его методу. Но когда он пытается ответить на «почему», пусть даже отвергая возможность такого ответа, он превышает полномочия, которыми облечен. Вот еще один пример такого превышения.

Взгляд на будущее человечества, который я здесь представил, не назовешь вполне радостным. Оставляя в стороне наши мрачные предсказания отдаленного будущего вселенной, мы можем, в ближайшей перспективе, открыть фундаментальные законы природы, но мы никогда не будем знать, почему они именно таковы. Судя по всему, эти законы будут вполне безличными, не выказывающими никаких признаков заботы о человеческих существах. В наших попытках понять человеческое поведение мы уже поняли, что наиболее драгоценные вещи в нашей жизни — любовь родителей к ребенку или любовь мужа и жены друг к другу — развились как результат естественного отбора, управляются химическими сигналами и могут в какой-то степени возбуждаться добавкой определенных гормонов к кровообращению. И хотя мы можем понять, каким образом мы получили ценности, которые имеем, а научные знания без сомнения улучшат нашу способность получать то, что для нас ценно, ничто в науке никогда нам не скажет, что, собственно, нам следует ценить…

Здесь спрятан вопрос, начинающийся с почему… Исторически такие вопросы, что бы мы о них ни думали, всегда были достоянием религии или философии. Иногда их называют вечными. — в том смысле, что на них вечно не дождешься ответа, по крайней мере от философии, которая в этой связи практически от них отреклась. С точки зрения философии было бы куда естественнее, если бы на свете вообще ничего не было, — и экономнее, и логически стройнее, все антиномии сняты. Почему же, в таком случае, все существующее существует? Вот тут-то наука ведет себя не по рангу и начинает отвечать на вопросы, которых ей никто не задавал, и ее хочется призвать к порядку.

Впрочем, я не первый, у кого возникает такое желание. Лет пятнадцать назад Мартин Гарднер, известный популяризатор науки и автор множества занимательных головоломок, опубликовал в том же New York Review of Books рецензию на книги, уже тогда провозвещавшие завершение научного строительства. Гарднер, однако, напомнил, что подобные заявления раздавались и раньше. На рубеже XX столетия британский физик лорд Кельвин объявил, что наука фактически выполнила свою задачу, осталось лишь уточнить кое-какие детали. Но тут явился Эйнштейн с теорией относительности. Лет через 30 Макс Борн провозгласил очередное завершение работ, но и этот лозунг погребла под собой квантовая механика. Все это должно навести на мысль, что с прогнозами лучше быть поосторожнее.

Что же касается пресловутых вопросов на почему., то вот как ответил Гарднер известному физику Хайнцу Пагельсу.

Когда-нибудь, пишет Пагельс, (и этот день еще не настал) физическое происхождение и динамика всей вселенной будут так же хорошо поняты, как мы сегодня понимаем звезды. Для тех, кто пожелает понять существование вселенной, в нем будет не больше тайны, чем в существовании солнца…

Я могу (с усилием) согласиться с первым предложением, но не со вторым… Система законов, имеющая чудовищную власть ввергнуть в существование космос, содержащий столь фантастические жизненные формы как вы и я, кажется моему разумению настолько потрясающей, что в сравнении с этим происхождение и динамика звезды кажутся столь же тривиальными, как и происхождение и динамика взбивалки для яиц…

Совершенно очевидно, что возражение Гарднера, с которым я совершенно согласен, не основано ни на какой науке, как не основано на ней и заявление Пагельса. И то, и другое — вопрос мировоззрения. Мартин Гарднер, хотя он и не упоминает об этом в своей статье, — деист, то есть человек, верящий, что у истоков бытия стоит некий вселенский разум. Гарднера наталкивает на эту мысль непреодолимая пропасть между человеком и звездой, которой его ученый оппонент предпочитает не замечать, но в этой мысли, конечно же, нет ничего научного — голая эмоция.

Что же касается Стивена Вайнберга, то он, как и большинство ведущих современных ученых, — редукционист, то есть он уверен, что сложную организацию «высших» уровней материи можно исчерпывающе объяснить низшими, свести к этим низшим уровням. Такие высшие качества принято называть эмергентными., то есть производными. Элементарный пример эмергентного качества — «мокрость» воды, да простится мне это неуклюжее слово. Вода, как известно, состоит из водорода и кислорода, и ни тот, ни другой этим свойством не обладают. Редукционист уверен, что мокрость., тем не менее, полностью объясняется свойствами составляющих элементов и их квантовым взаимодействием.

Проблема становится гораздо менее элементарной, если мы пытаемся объяснить такое эмергентное качество как жизнь. Вещество, из которого состоит живой организм, не обладает этим качеством, в чем легко убедиться, пристрелив этот организм, и тем более его не содержат атомы и элементарные частицы. Тем не менее, редукционист уверен, что жизнь вполне объяснима на биохимическом уровне, который, в свою очередь, объясним на физическом — сложное можно всегда свести к простому.

Читать дальше