Игорь Бестужев-Лада - Будущее человечества: Утопии и прогнозы

Редакция датской газеты «Информасьон» попросила профессора ботаники Саутгемптонского университета (Англия) Б. Уильямса рассказать о том, какой может стать «обычная среда человека» в начале XXI века. Уильямс, ссылаясь на данные современной научной фантастики Запада, нарисовал следующую картину:

Еда.

Люди покупают в аптеках пищетаблетки. Натуральная пища доступна только богатым. Простые смертные лакомятся ею лишь на праздничных, ритуальных трапезах. Возможно даже, что натуральные продукты будут совсем запрещены под страхом тяжкой кары. И только в тайных притонах, при наглухо закрытых окнах закоренелые преступники будут предаваться поклонению нелегальным телячьим головам с картофелем.

Транспорт и общение между людьми.

Большая часть транспорта оказывается излишней, так как фабрики и конторы управляются «электронным мозгом», а вместо людей встречаются друг с другом только их изображения на экранах видеофонов. Телепатия вместе с телевидением позволяет достичь полной иллюзии непосредственной физической встречи.

В этом пункте многие читатели с тревогой ждут ответа на вопрос: как же насчет продолжения рода человеческого?

К их сведению сообщается, что в принципе обычная человеческая яйцеклетка может быть искусственно оплодотворена и затем расчленена на множество таких же яйцеклеток, которые развиваются далее в специальных инкубаторах.

Развлечения.

Люди живут в комнатах, стены которых служат телевизионными экранами. Запертые в этих своеобразных кладовых воображаемого мира, они с утра до вечера созерцают телефильмы, прерывая передачу только для того, чтобы поболтать по видеофону с кем-нибудь из знакомых. Возможно, что появление за дверью дома, чтение книг, собрания вообще будут караться как «антисоциальные явления».

Уильямс признает, что такая картина способна вызвать ужас у читателя. Поэтому он дает пояснения.

Прежде всего в ней нет ничего немыслимого. С технической точки зрения все сказанное осуществимо в течение ближайших сорока лет. Далее, все это отнюдь не его личное мнение, а, так сказать, «общий глас» научно-фантастической литературы Запада.

Известно, что научная фантастика, помимо всего прочего, — как бы сводка определенных сегодняшних представлений о завтрашнем дне человечества. И проф. Уильямс прав, указывая, что в этом плане она заслуживает большего внимания, чем ей оказывают.

Прав он и в том, что все это осуществимо лишь в случае, если человечество допустит дальнейшее развитие наметившихся тенденций, ибо «от вашего выбора сегодня зависит то, что мы получим завтра».

К сожалению, этим справедливым тезисом автор и завершает свою статью, оставляя читателя с целым рядом недоумений, над которыми каждому предоставляется размышлять самому.

Воспользуемся этим правом.

Итак, фабриками и конторами управляет электронный мозг, а люди сидят взаперти по своим комнатам, глотая пищетаблетки и грезя наяву в чаду телевизионного опиума.

Не будем говорить о том, что такая перспектива поднимает проблему смысла жизни человека и смысла существования человечества. Это требует особого разговора. Не будем, говорить и о судьбах прогресса человечества (ибо подобный образ жизни равнозначен быстрому умственному, моральному и физическому вырождению всего народонаселения Земли). Это тоже предмет специальной статьи.

Здесь нас интересует другое. Приемлем такой образ жизни как общественный идеал, к которому следует стремиться?

Нет, тысячу раз нет! У каждого нормального человека он ничего, кроме отвращения, не вызывает.

Мыслимо ли нечто в этом роде через 80–40 лет? Да. Но только при одном фантастическом допущении. Если технический прогресс будет продолжаться, а социальный — приостановится. Если народы мира ни с того, ни с сего прекратят борьбу против социальной эксплуатации и национального гнета. Если происходящий на наших глазах процесс смены капиталистического способа производства социалистическим вдруг повернет вспять, как река от устья к истокам. Словом, мыслимо в рамках социальной утопии определенного политического толка — утопии, допускающей сохранение каким-то чудом в сколько-нибудь отдаленном будущем современных буржуазных порядков.

При таком фантастическом допущении вполне логично представить себе также непрерывную междоусобицу магнатов капитала, постоянные схватки между ними на земле и в космосе с применением ядерного, химического и бактериологического оружия. Можно представить себе и роботов-полицейских, держащих в страхе запуганного обывателя, и превращение людей с помощью направленных мутаций в тупых исполнителей приказов клики правителей, и многое другое.

Все это нетрудно найти в той же литературе, которую столь основательно изучил проф. Уильямс. И нарисованная им картина стала бы еще полнее. Но не стала бы менее утопичной.

Вызывает недоумение еще одна сторона дела.

Когда Рей Брэдбери, на которого ссылается Уильямс, изображает ужасное царство людей-роботов, сжигающих книги и усыпляющих себя наркотически действующими фильмами, то объективно он выступает обличителем некоторых характерных черт современной американской действительности. Он, по сути дела, протестует против превращения человека в придаток машины, против «охоты за ведьмами», против пресловутой голливудской кинопродукции, оболванивающей и деморализующей человека. Он явно не хочет, чтобы это настоящее Соединенных Штатов стало будущим американского народа.

Когда Олдос Хаксли, на которого тоже ссылается Уильямс, рисует не менее ужасающий «прекрасный новый мир», беззастенчиво приписывая все пороки капитализма грядущему коммунистическому обществу, — это обычный прием буржуазной пропаганды. Писатель столь же явно оказывается здесь в рядах черносотенцев антикоммунизма.

А проф. Уильямс? Зачем и во имя чего написал он еще одну утопию? Это трудно понять. Из его высказываний можно заключить, что он тоже не в восторге от набросанной им картины, что он напуган подобной перспективой и призывает читателей задуматься над возможностью создания иного будущего мира, иного человеческого общества.

Если такая догадка правильна, то Б. Уильямс, видимо, ставил своей целью посильно содействовать делу прогресса. Но это — именно догадка, так как автор старательно воздерживается от сколько-нибудь определенных выводов.

Почему же в таком случае появилась эта статья?