Кермит Хатсон - Украина: великая шахматная доска Збига

Бжезинский также не преминул сравнить Путина с Гитлером и Сталиным, сравнивая российское «вторжение» в Грузию с вторжением Гитлера в Судеты и нападением Сталина на Финляндию. По-видимому, Бжезинский был не в состоянии понять, что в то время Дмитрий Медведев был президентом России и главнокомандующим, и никто не спорит, что именно он отдавал военные приказы, а премьер-министр Путин был на Олимпийских играх в Пекине.

Итак, как же истерический анализ Бжезинским российско-грузинского конфликта соответствует фактам?

По данным «Независимой международной миссии по установлению фактов в связи с конфликтом в Грузии» Евросоюза, отчёт которой был опубликован в сентябре 2009 года, именно грузинские вооружённые силы инициировали конфликт, а не Россия (Отчёт ЕС). Президент Грузии в то время, Михаил Саакашвили, был прозападной лидер, который, основываясь на наблюдениях нескольких мировых лидеров и дипломатов, проявлял поведение, показывающее на то, что он, возможно, был психологически неуравновешенным. Саакашвили, по-видимому, действовал под заблуждением, что он может победить военным путём Россию, и что США прикроют его зад (Roxburgh 2013; European Union; Armstrong 2009).

Что касается желания захватить контроль над трубопроводом Баку-Джейхан, русские могли бы сделать это легко в разгар вооружённого конфликта в Грузии, но не предприняли никаких попыток сделать это.

Таким образом, Бжезинский был либо крайне дезинформирован об этом конфликте, или он также лгал согласно своей антироссийской повестке дня. Вызывает беспокойство, что учитывая его некомпетентность или лживость, ему по-прежнему доверяют комментировать текущий конфликт в основных средствах массовой информации и в Конгрессе США, а также приглашают в Белый дом на встречу с президентом в начале сентября как «эксперта» по внешней политике (Landler 2014).

Что касается его часто повторяемым утверждениям, что Путин является зарождающимся Гитлером или Сталиным, видно, что в последующие пять с половиной лет между конфликтом с Грузией и кризисом на Украине, Россия не была вовлечена в какие-либо военные конфликты с её соседями и никому не угрожала. Как эксперт по России, Томас Грэм пишет:

Российские территориальные амбиции за пределами своей традиционной геополитической зоны были весьма ограничены исторически. В связи с этим, советский период выделяется как аномалия, рождённая в уникальных условиях с середины до конца двадцатого века: вакуум власти в центре Европы, созданный полным крахом нацистской Германии и последующим ожесточённым идеологическим разделением и революционным подъёмом, привёл к глобальной конкуренции между Советским Союзом и Соединёнными Штатами. Эти условия больше не превалируют, и Россия вернулась к своей исторической политике создания подходящего баланса сил на европейском континенте, которая принимает во внимание интересы других великих европейских держав. (Graham 2014)

Бжезинский никогда не упускает возможности обвинить Путина в том, что он империалист и хочет возродить Советский Союз — обвинение, которое послушно повторяется другими демагогами, такими как Джон Маккейн, Хиллари Клинтон и Марко Рубио. Это обвинение в значительной степени основано на предложении, вырванной из речи, произнесённой Путиным в 2005 году, и используется в качестве «Приложения А» его имперских амбиций. Давайте посмотрим на то, что на самом деле сказал Путин:

Прежде всего, мы должны признать, что распад Советского Союза был главной геополитической катастрофой века. Что же касается русского народа, это стало подлинной трагедией. Десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами территории России. Кроме того, эпидемией распада заражена сама Россия.

Индивидуальные сбережения были обесценены, и старые идеалы разрушены. Многие учреждения были распущены или плохо реформированы. Террористическое вмешательство и последовавшая капитуляция Хасавюрта повредили целостности страны. Олигархические группы, обладавшие абсолютным контролем над средствами массовой информации, действовали исключительно в своих собственных корпоративных интересах. Массовая бедность стала восприниматься как норма. И всё это происходило на фоне резкого экономического спада, нестабильных финансов и паралича социальной сферы.

Многие думали, или, казалось, думали в то время, что наша молодая демократия не была продолжением российской государственности, а её окончательным крахом, продолжением агонии советской системы.

Но они ошибались.

Это был именно тот период, когда значительные события произошли в России. Наше общество производило не только энергию самосохранения, но и волю к новой, свободной жизни. В те трудные годы народу России пришлось поддерживать наш государственный суверенитет и сделать безошибочный выбор при выборе нового вектора развития в своей тысячелетней истории. Они должны были выполнить самую трудную задачу: как защитить свои собственные ценности, не транжирить бесспорные достижения, и подтвердить жизнеспособность российской демократии. Мы должны были найти свой собственный путь, чтобы построить демократическое, свободное и справедливое общество и государство.

Говоря о справедливости, я, конечно, имею в виду не пресловутую формулу «отнять и поделить на всех», а широкие и равные возможности для всех, чтобы развиваться.

Успеха для всех. Лучшей жизни для всех.

— Владимир Путин, ежегодное послание Федеральному Собранию Российской Федерации, 25 апреля 2005 г.

Этот отрывок из речи Путина, правильно переведённый и в контексте, где он обсуждает условия постсоветской России в 1990-е годы (которые мы рассмотрим в деталях в главе 4), говорит сам за себя и свидетельствует о готовности западных политиков и экспертов увековечить дезинформацию согласно своей повестке дня.

Совершенно очевидно, что психика Бжезинского была заморожена в другую эпоху, когда его товарищи поляки были под порабощением со стороны Советского Союза. Такого рода анахронизм и узкое мышление, основанные на неразрешённых эмоциональных ранах одной небольшой части американского населения, которые являются эмигрантами или потомками эмигрантов из стран бывшего советского блока, а также империалистические предрассудки, являются опасными, если они определяют внешнюю политику США, что уже, кажется, свершилось с учётом влияния Бжезинского в Вашингтоне.

Реальная проблема заключается в том, будет ли многополярный мир или будут ли США настаивать на продолжении своей роли единственного гегемона, что потребует обращения к более отчаянным и более жестоким мерам по поддержанию этой гегемонии. Бжезинский твердо стоит в пользу последнего.