Барак Обама - Дерзость надежды. Мысли об возрождении американской мечты [The Audacity of Hope]

Чего наша совещательная, плюралистическая демократия действительно требует, так это того, чтобы движимые религиозной верой выражали свои вопросы во всеобщих, а не специфических для их религии ценностях. Она требует того, чтобы их доводы могли обсуждаться и подчинялись разуму. Если я из религиозных соображений против абортов и стремлюсь провести закон, их запрещающий, я не могу просто сослаться на учение своей Церкви или на волю Божью и ожидать, что этот довод одержит победу. Если я хочу, чтобы другие меня слушали, я должен объяснить, почему аборты нарушают какой-нибудь принцип, понятный людям всех религий, а также неверующим.

Для тех, кто верит в непогрешимость Библии, как многие евангельские христиане, такие правила начала военных действий могут казаться еще одним примером тирании светского и материального мира по отношению к священному и вечному. Но при плюралистической демократии выбора у нас нет. Вера и разум действуют в разных сферах и используют разные способы для определения истины. Разум и наука используют накопление знаний на основании фактов, которые могут восприниматься всеми нами. Религия же, напротив, основана на истинах, которые не могут быть проверены обычным человеческим разумом, — «вера есть уверенность в невидимом». Когда преподаватели научных дисциплин настаивают на том, чтобы креационизм и разумный замысел остались за пределами учебной аудитории, они не утверждают, что научное знание превосходит религиозное озарение. Они просто настаивают на том, что каждый путь к знанию использует разные правила и что эти правила не являются взаимозаменяемыми.

Политику едва ли можно считать наукой, и она довольно редко зависит от разума. Но при плюралистической демократии те же самые различия имеют силу. Политика, как и наука, зависит от нашей способности убеждать друг друга, основываясь на общих фактах, в общей цели. Более того, политика (в отличие от науки) включает в себя компромисс, искусство возможного. На определенном фундаментальном уровне религия не допускает компромисса. Она настаивает на невозможном. Если Бог сказал, то адепты должны действовать согласно указаниям Бога, каковы бы ни были последствия. Основывать свою жизнь на таком бескомпромиссном убеждении — благородно; основывать политику на таких убеждениях — опасно.

Астория об Аврааме и Исааке дает простой, но ясный пример. Согласно Библии, Бог велел Аврааму взять сына своего единственного, которого он любит, Исаака и принести его во всесожжение. Без возражений Авраам отводит Исаака на гору, связывает на жертвеннике и заносит нож, чтобы сделать так, как велел Бог.

Счастливый конец нам, конечно, известен — Бог в самый последний момент посылает ангела вмешаться. Авраам прошел проверку на преданность Богу. Он становится образцом верности Богу, и его великая вера была вознаграждена через несколько поколений. И все же можно утверждать, что если любой из нас увидит, как Авраам двадцать первого века замахивается ножом на крыше многоэтажного дома, то вызовет полицию; мы скрутим его; и даже если увидим, что в последний момент он опустил нож, будем ожидать, что комитет по делам детства и семьи отберет Исаака и предъявит Аврааму обвинение в жестоком обращении с ребенком. И поступили бы мы так потому, что Бог не являет Себя или Своих ангелов всем нам одновременно. Мы не слышим того, что слышит Авраам, не видим того, что видит Авраам, какими бы истинными ни были эти ощущения. И нам остается действовать согласно тому, что может быть известно нам всем, понимая: что-то из представляющегося нам истиной — как отдельным личностям или членам религиозных обществ — истинным является только для нас.

И наконец, любое примирение веры с демократическим плюрализмом требует некоего чувства меры. Это не совсем чуждо религиозной доктрине: даже те, кто настаивает на непогрешимости Библии, делает различия между требованиями Писания, ощущая, что некоторые места — скажем, десять заповедей или вера в божественную природу Христа — являются центральными для христианской веры, а другие в большей степени культурно обусловлены и могут быть изменены для приспособления к современной жизни. Американцы интуитивно это понимают, и поэтому большинство католиков практикуют предупреждение беременности, а некоторые из тех, кто выступает против однополых браков, все же не поддерживают конституционную поправку, их запрещающую. Религиозному руководству не надо признавать эту истину при наставлении своей паствы, но оно должно признавать эту мудрость в своей политике.

Если христианским активизмом должно руководить чувство меры, оно также должно руководить и теми, кто охраняет границу между Церковью и государством. Не всякое упоминание Бога на публике является брешью в разделяющей стене; как Верховный суд правильно признал, контекст имеет значение. Сомнительно, что дети, произнося клятву на верность флагу, чувствуют себя угнетенными из-за слов «перед Богом»; я не чувствовал. Предоставление школьной собственности для собраний добровольных молитвенных групп не является угрозой, так же как и использование ее республиканским клубом средней школы не угрожает демократам. И можно представить себе определенную программу, религиозную в своей основе, рассчитанную на бывших правонарушителей, наркоманов или алкоголиков, которая будет предлагать особо действенный способ решения проблем и тем самым заслужит тщательно регламентированную поддержку.

Эти широкие принципы для обсуждения веры при демократии не всеобъемлющи. Было бы хорошо, например, если бы мы в спорах, соприкасающихся с религией, а также во всех демократических речах не поддавались искушению обвинять в нечестности тех, кто с нами не согласен. Оценивая убедительность различных моральных требований, мы должны следить, чтобы эти требования были последовательны: как правило, я больше буду склонен слушать тех, кто в равной степени возмущается непристойностью музыкальных клипов и количеством бездомных на улицах. И следует признать, что иногда спор наш не столько о том, что правильно, сколько о том, кто даст окончательное разрешение — нужна ли нам принуждающая рука государства, чтобы навязать наши ценности, или это тот предмет, который лучше оставить на совести отдельного человека.

Естественно, даже твердое выполнение этих принципов не разрешит каждый конфликт. Готовность многих противников абортов сделать исключение для случаев изнасилования и инцеста указывает на готовность поступиться принципом из практических соображений; готовность даже самых рьяных сторонников права женщин на выбор принять некоторые ограничения на аборты на поздних сроках говорит о признании того, что зародыш — нечто большее, чем часть тела, и что общество заинтересовано в его развитии. Однако между теми, кто убежден, что жизнь начинается в момент зачатия, и теми, кто считает, что до рождения зародыш является частью тела женщины, быстро возникает положение, когда компромисс невозможен. В этом положении самое лучшее, что мы можем сделать, — это обеспечить, чтобы политический результат определялся убеждением, а не насилием и устрашением, — и перенести хотя бы часть нашей энергии на сокращение количества нежелательных беременностей посредством просвещения (в том числе и о воздержании) или противозачаточных средств, усыновления или любых других способов, которые имеют широкую поддержку и доказали свою действенность.