Газета «Завтра» - Газета Завтра 1267 (10 2018)

Героиня-рассказчица живет среди них, делит с ними их бомжеватый быт, слышит их рассказы и доносит их до нас. Вот Амастан, бербер из Марокко, который «сжёг свои документы и свое прошлое, перед тем, как сесть в рыбачью лодку». После короткой интермедии в лагере беженцев на острове Лампедуза, он оказывается в Риме, но стремится дальше на север. Путь кошмарен – «Хадиру повело в Ливии, ему сломали только два ребра». С ними идёт вся Африка – «из Гамбии, Ганы, Либерии, плавающая в старых тазах по морям, пересекающая пустыни в набитых грузовиках и внедорожниках». Но недолгим оказался путь Амастана. Его заваливает обвалившаяся стена в котловане, и его тут же хоронят, на дне ямы, засыпав известкой.

А вот румын, или румынский цыган, Флорин, который выступает перед завсегдатаями римского кафе с апологией своих товарищей-мигрантов. Он рассказывает, что итальянцы колонизовали его Румынию-после-Чаушеску, и сейчас румыны работают за гроши на итальянских фабриках, шьют одежду, которую будут потом продавать по европейским ценам – а им платить африканские зарплаты.

Мудрый итальянский старик отвечает ему: «Кому-то может показаться, что мир распадается и страны рушатся под натиском иммиграции. Однако, если мир лопнет, это произойдет скорее от двух-трех раздувшихся мировых кошельков. В них накопится столько денег, что они закроют солнце, и земля станет холодной».

Рассказ-воспоминание о детстве Флорина в цыганской общине невероятно колоритен, как, впрочем, колоритны и рассказы о юности трансвестита Лавинии среди мулатов Бразилии, рассказы черных женщин Африки, проституток обоего пола, да и итальянцев, оказавшихся на дне – таких, как Вал, сын коммуниста-партизана, который был связан с «Красными бригадами».

Отдельный слой книги – это предпубертатное детство рассказчицы в Ленинграде.

Отношение рассказчицы и автора к своим героям – человеческое. Она им сочувствует, но не идеализирует, и конечно, не демонизирует. В книге есть все то, чего нет в рассказах о злобных мусульманах, завоевывающих Европу, которые пока торжествуют в русской словесности на эту тему. По-разному можно относиться к чужому и чужим – но мало кому удается написать так, как написала Саша Петрова.

Итак, книга не о Риме, но о планете Земля, и о Европе после вторжения. Эту книгу обязательно прочтите – получите удовольствие, а это немало.

двойной клик - редактировать изображение

Теги события:

литература петрова александра книги мигранты европа культура

Авторский блог Георгий Судовцев 13:05 15 марта 2018

"Когда отмеришь дань вину…"

стихи для тесного круга друзей

Георгий Судовцев

3

Оценить статью: 1 1

Георгий МЕЛЬНИК. "Когда отмеришь дань вину…" Стихи для тесного круга друзей. — М.: Алгоритм, 2018. — 64 с.

Художественная проза и — особенно — поэзия, несомненно, отступают под натиском литературы "non-fiction". Связан ли этот процесс с непрерывным ростом градуса "фейковости" глобального информационного пространства — вопрос открытый, но граница между вымыслом и реальностью в сознании "юзеров" стёрта уже практически полностью.

Тем приятнее, когда хотя бы минимально востребованным становится творчество авторов не просто более-менее реалистического, а, можно сказать, традиционного, классического типа. Георгию Мельнику многочисленные читатели и почитатели давно присвоили имя "коктебельского Хайяма", и, похоже, после возврата Крыма в российское политическое и поэтическое пространство мы станем свидетелями нового взлёта его творчества. Во всяком случае, выход рецензируемой книги с более чем двумя сотнями коротких и мудрых стихов даёт основания надеяться на это.

Вот "Ода гранёному стакану":

Когда звучит призыв: "Налей!" —

То утверждать я не устану:

Мне блеск гранёного стакана

Милей всех кубков королей.

Сольёмся, друг! Ведь мы с тобой,

Пожалуй, братья — два сосуда,

И радостно живём, покуда

Полны мы жидкостью хмельной!

Да, это "застольные" стихи, но — не "алкогольные":

И как бы выглядело это,

Какими б их увидел свет,

Когда б Ромео и Джульетта

Прожили вместе двадцать лет?

Да и не в солнечной Вероне,

Средь верных слуг, в своём дворце, —

А в общежитии-вагоне

На третьей станции в Ельце?

Вот как бы выглядело это?

Я вижу свой сюжетный ход:

Как наш Ромео пьёт с Джульеттой,

Но чаще — без Джульетты пьёт…

Теги события:

апостроф книги поэзия мельник георгий

Сообщество « Салон » 22:27 10 марта 2018

Эффекты и локоны

в Третьяковке небольшая, но примечательная выставка — портреты Брюллова из частного петербургского собрания

Галина Иванкина

2

Оценить статью: 5

«...Потому что здесь порой

Ходит маленькая ножка,

Вьется локон золотой...»

Александр Пушкин.

Карл Брюллов, пожалуй, один из самых известных и - копируемых в России художников. Его «Итальянский полдень» лихо цитируют все, кому дано хоть сколько-то умения рисовать. Земной и — тонкий образ. Грань миров и ощущений. Пышные плечи, обласканные солнцем и - пронизанный светом виноград — хрестоматийный вариант; его любят заказывать господа из провинциального «миддл-класса» в свои забавные особняки. Я знавала одного умельца - он клепал «итальянку» все девяностые и, как ему казалось, даже превзошёл самого Брюллова. Иногда его просили сделать декольте поглубже, а девушку — постройнее. Грубые нравы! Ужасное поветрие! Впрочем, интерес к брюлловским чаровницам — это родом из детства — из советского детства! Развороты иллюстрированных журналов, постеры, календари — везде была неизменная «Всадница», которую безуспешно пытались срисовывать девочки-пятиклассницы. Локоны выходили чудесными, рукава — умопомрачительно-широкими, только лошадь стояла криво, косо и почему-то с дурацкою улыбкой. Фрейлины, княгини, барыни — с нежными чертами и холёными пальцами — трактовались, как «музы» и «лики прошлого», а в журнале «Работница» помещался портрет какой-нибудь придворной капризницы в бархатном наряде. Брюллов знал толк в кружевах и отборном жемчуге, равно как в буклях, атласе и бриллиантовых застёжках. Его героини — сплошь из благоуханно-блистающего мира: «Сверкающие дамские плечи и черные фраки, люстры, лампы, воздушные летящие газы, эфирные ленты...» и все итальянские простолюдинки смотрятся, как расслабленные гурии. Первый поход в Третьяковку — и снова Брюллов. Он — знаком, привычен, понятен. В любом возрасте. Всегда. Это и есть — классика.