Газета «Завтра» - Газета Завтра 1262 (05 2018)

Хайдеггер легитимизировал движение европейской мысли от человека к постчеловеку. Также как Ясперс своей теорией конечного опыта открыл дорогу к легальному использованию наркотиков. Осознание опасности, возникающей на этом пути, можно будет найти у Бодрийяра в работе «Почему всё ещё не исчезло?» и у Фуко, неожиданно для всех заявившего о том, что впервые в европейской философии вопрос о человеке самом по себе был поставлен Кантом.

Соответственно, переход к постхайдеггерианскому мышлению связан с отказом от идеи конечности человека и от его принадлежности к региону сущего, а также с переформатированием концептуальной основы понимания кантовского «четырёхугольника» – четырёх фундаментальных вопросов философии: Что я могу знать? Что я должен делать? На что я смею надеяться? Что есть человек?

Для Канта человек является целью самого себя, для Хайдеггера человек – это фигура неинтересная с точки зрения философии. Для Канта цель принадлежит субъективности, а не региону сущего. Хайдеггер развенчивает смысл идеи человеческого существования. Он придумывает некое Дазайн. Зачем? Затем, чтобы под этим титулом сделать неотличимым существование и экзистирование. Дазайн экзистирует и наряду с телами, которые существуют, но не экзистируют, входит в регион сущего. Хайдеггер нигде не объясняет, что делает возможным это объединение в регион. Равно как он нигде не объясняет, каким способом, за счёт какой субъективности экзистирует Дазайн. Это становится понятным при анализе хайдеггеровской интерпретации кантовских четырёх вопросов из введения к «Логике».

Вот как Хайдеггер интерпретирует эти вопросы:

1. Спрашивая, «что я могу знать», я, согласно Хайдеггеру, уже нахожусь в не-можествовании. Спрашивающий высказывает свою конечность: я не всё могу.

2. Спрашивая, что ты должен делать, ты находишься, говорит Хайдеггер, в состоянии не-исполненности и одновременно в готовности не делать не должное.

3. На что я смею надеяться? Что я вправе ожидать, а что не вправе? Хайдеггер, комментируя этот вопрос, указывает на нужду, на нехватку. «Любое ожидание,- говорит он, - открывает нужду». Человеческий разум тем самым, на его взгляд, свидетельствует о себе как о сущностно конечном.

4. Первые три вопроса, согласно Хайдеггеру, разъясняют четвёртый: что есть человек? Хотя задача, поставленная Кантом, состоит в том, чтобы связать все эти вопросы таким образом, чтобы первые три вопроса были разъяснены исходя из ответа на последний вопрос.

Согласно Канту, философия сводится к ответу на вопрос, что есть человек. Хайдеггер думает иначе. Для него главным вопросом философии является вопрос: Почему свершается бытие?

Постхайдеггерианское мышление исходит из того, что вопрос о том, что есть бытие, зависит от ответа на вопрос о том, что есть человек. А также из понимания того, что философия – это не онтология, а антропология. Как же теперь следует трактовать кантовский четырёхугольник?

1. К вопросу «Что есть человек» следует добавить уточняющее вопрос разъяснение, а именно: «если он существует как цель самого себя?». Существовать как цель самого себя – значит не существовать как тело, то есть существовать двояким образом: как бытие и одновременно как мысль о бытии. Как то, чего нет, но что одновременно дано в доопределении самого себя. Иными словами, ответ на вопрос о том, что есть человек, связан с золотым принципом антропологии, с принципом двойственности человеческого существования.

2. Что я могу знать? В ответе на этот вопрос важно не то, что я не всё могу знать, а важно то, что я вообще что-то могу знать. Важно указать не на «могу», а на «я», на то, что оно определяет себя через грёзу. Потому этот вопрос в постхайдеггерианском мышлении фактически звучит так: почему я, грезящий, хоть что-то могу знать? Или, что то же самое, почему я, ничего не могущий знать, всё-таки хоть что-то знаю?

3. Что я должен делать? Этот вопрос не констатация неисполненности. Он не нуждается в аналитике слова «должен». Он вновь обращён к пониманию устройства человека. В нём необходимо ответить на вопрос как, в каком случае возникает проблема долженствования в связи с делом? Что не определено во мне и почему я что-то должен делать, а не просто жить сообразно своему понятию? После Хайдеггера стало понятно, как может звучать сегодня этот кантовский вопрос. Что я, не имеющий сущности, должен делать. Что мне вообще делать, если я не отношусь к региону сущего, если я не марионетка бога и не автомат природы? Если я марионетка, то для меня не может существовать проблема должного. Если я автомат природы, то мои действия уже определены. Что мне делать, если я внутренне свободен? Как мне вести себя в этом случае? Как мне жить, если мир учреждается моим произволом?

4. На что я вправе надеться? Этот вопрос не обозначение нужды.В нём суть дела заключается не в ограничении наших прав. Дело не в том, что мы можем на что-то надеяться, а на что-то не можем. Суть дела состоит не в конечности человека. В вопросе выражена тревога в связи с ускользанием реальности. На что мне надеяться, если я сам причина реальности объектов своих представлений? На что мне надеяться, если я кладу себя в основание своих действий? Мне не на что надеяться, хотя я надеюсь. Что меня, одинокого, не подведёт, не обманет? В конце концов, во что мне верить, если я замкнут в себе самом? Не является ли моя вера вообще самообманом?

Философия после Хайдеггера отказывается понимать человека как сущее среди сущего. Человек не привратник бытия. Бытие ничего не значит без воображающего понимания человека. Поэтому философия отказывается от бытия в пользу субъективности, заменяя опыт – воображением, идею конечности человека – идеей его невозможности.

Теги события:

философия современная русская философия кант хайдеггер мысль бытие воображение человек постчеловек

Сообщество « Салон » 10:48 28 января 2018

Чёрные времена

нет «кино» как монтажа аттракционов, это бенефис, в котором есть Гэри, у которого нет «Оскара»

Сергей Угольников

1

Оценить статью: 4

Сороковой год ХХ века. Выходец из семьи промышленников Невилл Чемберлен, недавно привезший на Остров «мир с честью», уже вынужден услышать сакраментальное «Ради Бога, уходите» (при переводе контекст может быть непонятен), и обсуждает узким кругом кандидатуру, которая могла бы успокоить Оппозицию Его Величества. Любимец консервативной партии виконт Галифакс согласен с тем, что править нужно ему, но не согласен с тем, когда и как. Поэтому выбор пал на представителя рода Мальборо, недавно возвратившегося блудного сына из другой партии (впрочем, это у них – семейное). Будущий нобелевский лауреат по литературе идёт на поклон к Королю Георгу, который принимает его прохладно, целует монаршескую руку, а потом произносит пламенную парламентскую речь, на которую однопартийцы реагируют вяло. Им не хочется «жертвовать сапогом английского гренадёра ради какой-то Польши», хочется интриг, сохранения Империи, и сдаться на милость плебею, ефрейтору Шикльгруберу.