Газета «Завтра» - Газета Завтра 1259 (02 2018)

Для Проханова изображение перфоманса — это не просто осмысление эстетики боли и страдания, эстетики, которая способна разбудить в человеке зверя, отсечь его от неба и света, окунув во тьму, привязав ко всему самому низменному, что есть на земле. Это не просто пристальное всматривание в бутоны цветов зла, откуда на тебя взирает и дышит смерть. Исследование перфоманса, проникновение в его суть — это прежде всего изучение оргоружия врага, оружия исторического, идеологического, бытийного.

Перфоманс — одно из самых мощных порождений эстетики постмодернизма, который показал себя уже не безобидной "игрой в бисер", не словесной эквилибристикой, не интеллектуальной забавой с интертекстами и гипертекстами. Перфоманс — это резкая, решительная попытка утвердить в современном искусстве постмодернизм как единственный, безальтернативный творческий метод. Как поэтику, которая направлена на десакрализацию и демонизацию священных смыслов, на осквернение и обнуление исторической памяти, на глумление над святынями, когда можно разрубить на глазах у зрителей икону, соорудить макет храма с клизмами вместо куполов, устроить перед алтарём панк-молебен и объявить в интернете конкурс среди тех, кто готов изуродовать фотографию Патриарха.

Такая эстетика стремится разрушить мир, где есть место любви и добру, породить антимир, где скверну и патологию признают нормой. Здесь все привычные образы, что прежде объединяли поколения, будут не просто эволюционировать, но революционировать, будто попадая под действие радиации и превращаясь в монстров и уродов.

Для этого антимиру и нужен перфоманс. Он обратит в действо "Чёрный квадрат" — и мир распадётся на мегапиксели, каждый из которых будет источать смерть. Перфоманс воплотит мунковский "Крик" — и жизнь превратится в бесконечный страх, будет толкать человека в сумасшествие, как в пропасть. Перфоманс оживит золотого тельца, чтобы все поклонились ему. И тогда в последнем духовном порыве прозвучат слова Писания: "Проклят, кто сделает изваянный или литый кумир, мерзость пред Господом, произведение рук художника".

Но этот ненавистный художник в упоении будет взирать на измученного, изумлённого зрителя, внушит ему мысль о том, что просто смотреть теперь бессмысленно. Ведь можно стать сотворцом, соучастником действа, взять на себя ответственность за него. Можно понести в мир это действо, как раковую клетку, распространить, как смертоносную бациллу, чтобы не только в тебе, но и в ближнем проснулся чёрный человек, зашевелилась недотыкомка, разбушевались бесы.

Для противостояния всему этому необходимо выработать "оборонное сознание", закупорить тот источник радиации, который лишает нас спасительных смыслов. Нужно предложить своё оргоружие, оргброню, которая защитит мир от антимира.

Такой броней стал новый роман Проханова "Гость". Главный герой — художник-перфомансист Аркадий Веронов — оказывается в одной цепочке образов с Политологом и Виртуозом. Он тоже владеет умами и конструирует миры, порождает мемы и создаёт представление о событиях, разрушает репутации и стравливает мифы, воплощает страхи и высвобождает инстинкты: "Искусство, которым я владею, вовсе не должно доставлять людям радость и удовольствие. Оно должно заставлять людей страдать, чтобы они очнулись от окружающей их пошлости". Но если Политолог и Виртуоз идут от политики к творчеству, если политтехнология становится для них воплощённым вдохновением — то Веронов, напротив, движется от творчества к политике. Его перфомансы обезоруживают одних и вооружают других.

Каждый творческий акт подобен для Веронова акту террористическому. Перфоманс детонирует, как тротиловая бомба, совершает бытийную диверсию, подрывает время и пространство, устремляется взрывной волной в самые потаённые уголки мира и обрушивается на тех, кто ничего не ведает об эпицентре взрыва.

Веронов способен сдуть мыльную пену с ладони и этим спровоцировать инсульт у ненавистного блогера. В подобном владении технологиями смерти, в подобной эстетике гибели для Веронова есть особое упоение, сравнимое с броском в пропасть, на дне которой таится загадочный чёрный бриллиант, скрывающий слово смерти, таящий абсолютное знание, рождённое тьмой, некую истину — vero — носителем которой Веронов мечтает стать: "Эта бездна находилась в нём самом, он падал в себя самого, и заветный бриллиант переливался в глубине его сущности, на такой глубине, до которой невозможно дотянуться рассудком, а только колдовством, волшебством его искусства, разрушением запретных преград, срыванием заветных печатей".

Если изначально перфоманс был для Веронова борьбой эстетик, художественных приёмов и творческих методов, то со временем он перерос в борьбу идей, в противостояние идеологий. В 1991 году, как помрачение, как кошмар, как сон разума, Веронов пережил крушение страны. Как хичкоковский саспенс, ему явились птицы, излетавшие из Кремлевской стены — то красные боги покидали свои гнёзда. А вместо них в укромных уголках притаились змеи. Они, как эдемовский змий, стали искушать Веронова запретным плодом. И тот, вкусив от древа познания добра и зла, успел распознать лишь вкус смерти.

Художник оказался в стане тех, кто создал теорию "высшей касты", кто назвал себя винерами — "самыми деятельностными, способными, авангардными людьми России" — в противовес лузерам, "неполноценному человеческому материалу". Винеры уже четверть века пытаются добить красные смыслы, превратить их в "мутное болото исчезнувшей истории". Но оружие Веронова настолько мощно, что с ним можно ввязаться не только в историческую, но и в бытийную схватку, оказаться не только на поле битвы красных и белых, патриотов и либералов, но и там, где "дьявол с Богом борется".

Перфомансиста нанимает таинственный банкир Янгес. Он, как двуликий Янус, одинаково убедительно говорит и о тьме, и о свете. Он, подобно гётевскому Мефистофелю, настолько искусно смешивает помыслы, слова и деяния, подменяет добро злом, что одно и другое становятся неразличимы. Янгес призывает Веронова через разрушения обновить Россию, содрать коросту с живого тела, не боясь боли и кровотечения. Плеснуть кислотой в древнюю икону, не страшась, что вместе с копотью будет разъеден Божественный лик: "Сокрушая очередную моральную твердыню, вы вызываете вихрь, который производит невероятные разрушения на огромном от вас удалении. Эти разрушения копятся, ваши эмоциональные удары учащаются и в итоге приводят к желаемой встряске. Россия вздрагивает. Ржавчина опадает, окалина осыпается. И Русская Мечта начинает сверкать в своей волшебной красоте". Перфоманс за перфомансом Веронов должен выбить опорные столбы из-под "ветхой России": нанести удары по русской природе, церкви, истории, героям, милосердию, дружбе, любви.