Газета Завтра - Газета Завтра 34 (1238 2017)

Расчеловечиваются всё, в том числе и те, кто расчеловечивает? Или они выводятся за скобки?

Георгий МАЛИНЕЦКИЙ.

В сущности, это главный вопрос, который сейчас решают американцы. Мне довелось знакомиться с их системой образования, и из 500 американских вузов 450 очень плохи — хуже большинства наших. Наукой занимаются примерно в пятидесяти вузах, и есть пятнадцать вузов мирового уровня. К сожалению, беда нынешней России в том, что у нас таких институтов сейчас нет.

Более того, примерно половина людей в тех сверхвузах, сверхуниверситетах учатся бесплатно, потому что работает система социальных лифтов: олимпиады, фонды, которые должны из человеческой массы выделять талантливых людей и выводить их в элиту. Но есть некое заблуждение у американцев, как было у римлян, что этот самый 1% людей на самом верху может быть независимым от остальных. С роботами или иначе — неважно. Проезжаю по Рублёвке, там четырёхметровые заборы. Шофёру говорю: видите, как отгородились. И шофёр, который возит элиту, отвечает: "Если что, газом возьмём". Это же растущая ненависть 99% к 1%! Американские учёные это осознают. Книга нобелевского лауреата Джозефа Стиглица "Великое разделение" — про то, что американская экономика с 70-х годов росла ради этого 1%, то есть 99% людей почти ничего не получили. Но никогда 1% не удержит 99%.

Александр ПРОХАНОВ.

Это правда, но мой вопрос — о другом. Негативные последствия всего этого, которые касаются 99%, касаются и одного оставшегося процента. Потому что всё человечество едино. Мы едины. И по ком звонит колокол? По всем он звонит. Поэтому элита, которая как бы устанавливает правила игры, первой становится жертвой этих правил.

У обычных людей есть несколько форм отношения к цифросфере. Большинство и не заметят эту цифросферу. Они будут смотреть телепередачи, вкушать визуальные наркотики. Они рабы этой машины, и машина на них зиждется. Есть те, кто стремится улучшить машину, найти огрехи. Существует категория тотальных революционеров-нигилистов, которые считают, что мега-машины не подвержены улучшениям. И они должны быть уничтожены. Вот это — тотальная революция. Есть беглецы. Россия — страна пространств, есть, куда сбежать. И есть таинственная категория, которая может овладеть цифросферой. Где находится та категория, которая может овладеть этой цифросферой?

Георгий МАЛИНЕЦКИЙ.

Думаю, что неизбежности нет. В своё время считали, что и в опиуме нет ничего предосудительного. Люди не осознавали в полной мере, куда ведёт этот путь. Но потом поняли. Более того, в промышленной Англии было тотальное пьянство. А сейчас есть разумная политика, и пьянство пошло на убыль. "Цифромания" — тоже социальная болезнь. И я думаю, что сейчас часть людей понимает, что менять реальную жизнь на виртуальный мир — это искусственно состарить себя. У человека есть внутренние ограничения. Он не может посмотреть, не повредившись психически, тысячи убийств — у него утратится ощущение ценности человеческой жизни. Сейчас эти ограничения просто игнорируют, но их непременно осознают.

Мне в своё время американцы рассказывали, как они видят войну. Очень просто. Человек у себя за столом восемь часов, перед ним компьютер. А далеко в Ираке есть беспилотники, машины, которые будут взрываться, есть смертники, и он, как в компьютерной игре, играет ими восемь часов. Потом приходит сменщик. У них есть иллюзия, что война — игра, это как те самые 70% американцев, которым не жалко уничтожить целые страны. И другое дело — реальная жизнь, кровь, смерть. В этом смысле американцы неполноценны, они не воевали на своей территории, не понимают в полной мере, что такое война, когда это касается не других, а своих матерей, жён, детей. И, к сожалению, это огромная вина нашей страны, потому что, когда был Советский Союз, было понимание, что альтернативная сила есть. И я думаю, что человечество это осознает. Есть поучительный пример. Когда в мире была вторая сверхдержава, было принято ключевое решение ХХ века — об ограничении стратегических вооружений. Если бы мы не ограничили себя в этой сфере, возможно, нас бы уже не было. Поэтому я думаю, что мы стоим перед очень серьёзными ограничениями и в сфере цифровой реальности. Думаю, что с мегамашиной мы совладаем.

Александр ПРОХАНОВ.

Тогда человеческая воля много значила: воля генсека, воля президента американского. А сейчас воля правителей мало что значит, она стремительно уменьшается, другие факторы начинают действовать. Я думаю, что роботизации не избежать. Значит, будет освобождаться от физического труда всё большее количество людей. Как с ними обойтись? Во-первых, либеральный фашизм предлагает резко сократить численность, уничтожив их — когда либерализм, создающий сверхтехнологии, находит способы уменьшения населения.

Есть, мне кажется, и другой путь, который, быть может, избрал бы Советский Союз, не откажись он от Ефремова или Беляева. Если бы Советский Союз изучал человека, если была бы создана теория человека, мы бы не распались. В частности, больше внимания уделялось бы иррациональному в человеке. Мне кажется, освобождённого человека, не бездельного, не праздного, могли бы использовать, научившись раскрепощать его эмоциональную психическую энергию. На основании этой эмоциональной психической энергии можно было бы совершать грандиозные открытия, которые, мне кажется, в цивилизации если не XXI, но XXII века будут бесценны. Они будут дороже продуктов, белков, углеводородов. Человеческая мечта, например. Человеческая мечта может быть реализована в повседневности. Сама по себе мечта является той субстанцией, которая позволяет человечеству существовать на новом сверхчеловеческом уровне. Мне кажется, что задача науки будущего в том, чтобы научиться выделять в человеке те его свойства силы и умения, из которых можно создавать огромный мировой космогонический продукт, связанный с силой мечты.

Георгий МАЛИНЕЦКИЙ.

Конечно. Думаю, то, что мы говорим о цифровой реальности, — это вчерашний день. Мир толкают опять назад, в прошлое. Когда я учился в школе, то считал, что математика — большая серьёзная наука, а физика в два раза проще, чем математика. Химия тоже в два раза проще, чем математика, а биология ещё в два раза проще, чем химия. Если мы возьмём науку и посмотрим цитируемость статей в разных областях (какие надежды связываются с той или иной областью, насколько активно научное сообщество), то увидим: науки биологического цикла — это 50, вся химия — это 10, вся физика — это 8, вся математика — 1,5, а вся информатика — та самая цифровая реальность — 1,5. То есть компьютерная наука в некотором смысле кончилась. Мы видим то, что происходит на излёте. Когда мы толкаем людей в цифровую реальность, мы их направляем назад. Будущее — это биология.