Газета Завтра - Газета Завтра 32 (1236 2017)

"ЗАВТРА". А где же новые Саввы Морозовы и Павлы Третьяковы?

Константин ХУДЯКОВ.Ну, что сказать… Специфические "Третьяковы" сегодня, не те, что век тому назад. Начнём с того, что всё нынешнее меценатство — полулегальная деятельность. В России нет толкового закона о меценатстве, с которого стартуют взаимоотношения мецената и художника. На пресловутом Западе присутствуют в основном частные инвестиции в искусстве, частная поддержка. Государство там практически вообще не занимается изобразительным искусством, но оно там процветает, огромные бюджеты тратятся на искусство. Существуют солидные фонды, весь Запад — это громадная, постоянная музейная стройка, накопление культурных ценностей и внутри себя, и со всего мира, это колоссальные деньги в искусство. А у нас — наверное, с десяток крупных коллекционеров. И они уже начинают терять интерес к поддержке культуры — государство их никак не поощряет в этом. А голой и одинокой частной инициативы никогда не хватит на целый пласт культуры: нужен закон о меценатстве, должен быть общественный договор между художником, меценатом и всем обществом, агентом которого справедливо полагается государство.

Вторая беда — это так называемое "современное коммерческое искусство", которое по сути — обычная финансовая пирамида. Это и есть оборотная сторона отсутствия общественного договора, когда искусство просто низводят до бизнеса, зарабатывания денег и, хуже того, — источника спекулятивных прибылей.

Современное коммерческое искусство — большое "Поле чудес", на котором зарабатываются огромные деньги, а базисом этого заработка являются низкохудожественные поделки, основная функция которых — дутый рост цены. Только в таком выдуманном мире можно что-то купить за десять долларов, через два года продать за двадцать, сто долларов — а потом и за миллион! Под это заточена современная система аукционов, интересы этой пирамиды обслуживают специально подготовленные искусствоведы, рекламные и пиар-агентства, периодические издания. Вокруг этого складывается мощнейшая экономика, и сколько там крутится миллиардов долларов — можно только догадываться. Россия пока что вне этой экономики, у нас своя, самобытная история искусств. Наши произведения искусства ни во времена Российской Империи, ни во времена СССР не продавались на мировом рынке достаточно широко, поэтому возникновение и складывание экономики коммерческого искусства произошло без нас. Возможно, это наш шанс сохранить настоящее искусство — если его не уморят голодом.

"ЗАВТРА". Может ли Россия сохранить свой культурный потенциал в современном мире?

Константин ХУДЯКОВ.Россия сейчас теряет очень многое. Поскольку нет среды, в которой это всё могло бы процветать и развиваться. Как я уже упомянул, в стране нет ни частных меценатов, ни политики государства в части поддержки культуры и искусства. Музеи практически не закупают произведения. Все провинциальные музейные коллекции пополняются потихонечку только благодаря тому, что художники дарят свои работы. Художники сами становятся меценатами.

"ЗАВТРА". Есть грустная шутка, что работы художника сильно поднимаются в цене после его смерти, поскольку больше уже не напишет. Что же может спасти российское искусство от такой медленной смерти, после чего мы "поднимем его в цене", исходя из того, что "больше такого искусства у нас не будет"?

Константин ХУДЯКОВ.К сожалению, шутка о мёртвом художнике и его работах — это грустная правда. Мы и в самом деле можем понять ценность российского искусства только после его смерти. Спасти искусство возможно — но для этого нужна постоянная кропотливая работа, а не очередные "заявления о культуре". Ещё один пример: у нас сегодня отсутствует законодательная база, позволяющая художнику перемещать свои произведения по миру. Если художник будет свободен в перемещении своих произведений по всему миру и если он по-настоящему талантлив — то его узнают в мире, его работы станут популярными. А нынешняя политика тотального удержания якобы национального достояния, которая распространяется на всё и вся, сыграла злую шутку, превратив культурный обмен в культурное гетто. В мире российских художников почти никто не знает.

"ЗАВТРА". Насколько сейчас трудно вывезти работы? Казалось бы, с одной стороны, художники никому не нужны — а с другой стороны, таможенник смотрит на художника минимум как на расхитителя средневековых икон…

Константин ХУДЯКОВ.Да, к сожалению, такой идиотизм существует. Даже в 1990-е годы я часто выставлялся за рубежом. А сейчас просто надоело мне туда ездить, и мне там нечего делать сейчас, честно скажу. Я выставляюсь только в Братиславе. В Китае что-то мы выставляем иногда. В России я выставляюсь очень активно и много. Здесь я чувствую эту обратную связь. Я стараюсь делать произведения, которые были бы понятны дворнику, уборщице, академику, художнику — кому угодно. Это очень сложно, чтобы оно было, просто читалось, чтобы каждый из этого произведения при контакте получал то, что ему нужно. И это возможно, к этому должен стремиться каждый художник. Вот закат кисти Айвазовского. Он же для всех красивый: и для уборщицы, и для дворника, и для гастарбайтера, и для тебя, и для меня. И мы все смотрим и рыдаем.

"ЗАВТРА". А насколько трудно заложить в произведение единый культурный код, который будет всем понятен, но не будет банален?

Константин ХУДЯКОВ.Как это сделать — никто не знает. Работаешь ты в цифре, работаешь ты с холстом, с краской — роли не играет. Или тебе выпала доля божественного таланта — или же так и будешь всю жизнь делать среднего качества работы, хоть кол на голове теши. Что интересно, в цифровом искусстве это даже легче увидеть. Говорят, что всё в мире есть цифра. Есть даже такое отношение к действительности, как к огромной саморегулирующейся системе, управляемой цифровыми математическими законами. А математика — это серьёзнейшая вещь, основа всех основ, буквально прорастающая в наш мир удивительным образом — то числом пи, то золотым сечением, то рядом Фибоначчи. Математика — потрясающая вещь, удивительная. Чем глубже в неё ныряешь в своих произведениях, тем больше начинаешь верить, что и сами мы — персонажи вселенской цифровой игры. А цифровое искусство — это наши собственные, пока ещё наивные и несмелые, попытки выстроить свои виртуальные цифровые миры, которые вполне могут развиться в нечто большее, уникальное и невообразимое. Конечно, пока это получается примитивно и смешно по сравнению с тем, что мы есть в реальном мире. Но кто знает, что произойдёт в цифровом искусстве через каких-то двадцать-тридцать лет?