Алексей Цветков - Анархия non stop

С этого момента внимательнее: крупная подпись латинскими буквами, принадлежащая М.А., подтверж­дает беспрецедентное надувательство состоятельных эмигрантов и их либеральных вдов с целью получить несколько тысяч рублей на закупку у болгар бомб-македонок и тиражирование пролетарских прокламаций. Та же подпись на другом документе подтверждает раскол в рядах первого интернационала.

Вот Кафиеро, в целях конспирации, сурьмит брови Бакунина. Кафиеро, в конспиративных целях, рисует другу оспины и закрашивает хной его седины. Кафиеро, без определенной цели, прокалывает сосок старика и цепляет туда блестящую цыганскую серьгу. Террорист Кафиеро подарил Михаилу Александровичу виллу Барроната, где, в подвалах, пылилось оружие всех сортов.

Воспитание таких волчат, как Нечаев, перепугавший своей лунной религией православного эпилептика Достоевского, делает из Бакунина универсального агента, вербовщика, информатора, добровольно записавшегося в «undesirables» (неугодные люди, в некоторых странах синоним «ticket-of-leafe», неожиданно и досрочно освобожденных). Остается выяснить источник мотивации, какая служба, орден вели его? Из сравнения следующих диаграмм видно: агент по кличке «Лев» по основным характеристикам ближе всего к другому непонятному агенту — Аввакуму Петрову.

Марксистским сказкам он предрек недолгую жизнь в головах деревянных кукол, обреченных стать топливом в печи настоящего мирового восстания. Выступая под дождем в Лионе на улице, украшенной черным, он признался: из всех нынешних движений полностью солидарным можно быть только с луддитами, объявившими войну станкам, паровым котлам, железным дорогам и прочим распространителям вируса безработицы.

Перед вами чертеж, напоминающий обсерваторию в разрезе. В Барронате Бакунин конструировал из двухсот зеркал и магнита аппарат, способный передать солнечный луч с башни на поверхность ближайшего озера в условленный час и послать его дальше, к следующему уловителю-транслятору, через границу, вновь отражая свет от воды, и так по всему свету ради единовременного выступления всех федераций, лишь бы хватило солнца. Не является ли чертеж этого насостоявшегося чуда конспиративной попыткой высказать свою подлинную утопию? Для выяснения переведите технические термины в психоаналитические. По более смелой версии, схема представляет собой строение человеческого мозга и черепа, как их представлял себе Бакунин.

Изображать, искажать, переодеваться ему приходилось часто. На итальянской границе крестьяне предложили ему одежду священника, но он возмущенно отказался, как будто ему предлагали сан. Пришлось везти в стоге с сеном, куда он с радостью залез и тотчас уснул там без снов, как эмбрион в утробе. Точно так же он не захотел брить бороду и стричься на прусской границе, и пришлось прикинуться греком, ни слова не разумеющим по-немецки.

Что, по-вашему, означает такой отказ и такое согласие? Отказ от временного сана и бритья, согласие стать неутаимой иглой в стоге, стать безъязыким в обществе говорящих.

«Литератор» — нередко отвечал он на письменный вопрос о роде занятий и вряд ли лукавил. У литературы был и остался опасный для литераторов шанс послужить непонятным агентам, пока таможенники, пропускающие нас в тираж и через границы, не поумнели.

Смотрите, Бакунин, погруженный Кафиеро в транс, рисует не глядя на скатерти свой аллегорический портрет: собака-поводырь тянет на поводке за собой труп скончавшегося хозяина. Михаил Александрович дает понять гипнотизеру, что собака же, сама, и убила старика.

Анарх номер один писал из тюрьмы русскому царю подробный доклад о европейском коммунистическом андерграунде, убедительно излагал неприемлемость такого развития для соотечественников и предлагал свои услуги. Монарх не заинтересовался.

Сделав первый перевод Коммунистического Манифеста, выслал его Лафаргу с доскональным планом смуты в Петербурге и требованием денег — на поджоги главных зданий, с которых все и начнется. К письму пироман прибавил колоду игральных «еврейских» карт с изрезанными краями — сложный, выдуманный Бакуниным пазл, сложенный в правильном порядке, давал карту столицы, охваченной огнем и волнениями.

Несохранившееся фото: М.А. пугает Герцена мировым орденом классового мщения. Спорит о том, полезно ли мяукать в церквах во время служб. Мяукать не открывая рта его научили в детстве прямухинские крестьяне.

Вагнеру предлагает либретто оперы «13—1», где человеческого сына расстреливают солдаты в современных мундирах за кражу тридцати золотых из храма. Вагнеру нравилась идея, особенно, что у каждого «выстрела» будет свой голос, как на выборах, однако он понимает: ни один театр тех лет не осмелится на это. В сильно переработанном сценарии замысел воплощен ровно через сто лет, став кубинским революционным карнавалом по поводу очередных годовщин нападения на казармы. Иисус напоминал товарища Че, Пилат — Миттерана и Брежнева одновременно.

«Неправда, будто я не верю в бога, я по-прежнему ищу его в людях и нахожу внутри себя». Есть и другая цитата, того же года: «Не хочу говорить «я», мне приятнее произносить МЫ». МЫ в речи Бакунина не поддается социологическому подсчету, не имеет отношения с личным или коллективным, но относится к третьему состоянию, к активно действующему политическому агенту, известному только подлинным анархам и великим монархам. Искусство такого агента — менять жизни, лица, планировать не по средствам, готовить большие перемены тем, для кого свобода есть нечто среднее между общепринятым и ужасным. «Воля» агента понимается сразу в двух смыслах этого слова.

Догадывались ли об этом советские историки, которым разрешили-таки прочесть «Государственность и Анархию»? Толпа, поворачивающая за угол с неаккуратным транспарантом над головами. На что, по-вашему, годятся эти «наследники идей»? Не поэтому ли он отрицал само право наследования?

Скопив у себя на вилле несколько центнеров оружия и упорядочив свой многотомный архив, Бакунин решается начать авторское восстание, призванное разгадать и спасти европейскую историю, подытожив ее интернациональной партизанской войной. Начало такое: сжечь ратушу и в ней — полицейские досье, долговые обязательства, титульные свидетельства. Персональный архив, компрометирующий современников, М.А. решил размешать кочергой в том же пламени. Валютный запас поделить меж повстанцами. Провозгласить Болонью безгосударственной коммуной. Отправляться по четырем направлениям, чтобы с четырех концов зажечь Европу.

Бакунин сидит на окраине города, в «Бездонных Стаканах», и пишет воззвание, сзади приросшие, угольные с алым, крылья хищника-одиночки. Чтобы остаться неузнанным, на голове маска вампира-бэтмана. Как только он услышит с улицы неприличную песню (дословно: «мы никому не скажем, что вампиры это мы»), должен присоединиться и возглавить поход к церкви, в центр. Вокруг трактира проклятая тишина. Судьба обманывает его. Воззвание давно написано и будет включено в сборник под редакцией Нетлау (серия «непригодившееся»).