Михаил Ходорковский - Постчеловечество

К началу 90-х годов широко распространилась позиция, согласно которой буржуазия и пролетариат не только оказались противопоставленными друг другу на ограниченном пространстве, определяемом сокращающимся масштабом массового материального производства, но и утратили свою первоначальную классовую определенность. [66] См.: Touraine Alain. Le retour de l’acteur, Paris: Fayard, 1984, p. 133 (см. также англ, издание: Touraine, Alam. Return of the Actor. Social Theory in Postindustrial Society, Minneapolis (Min.), London: Univ. of Minnesota Press, 1988). Если в 60-е годы Г. Маркузе обращал особое внимание на возникающее противостояние больших социальных страт, «допущенных» и «недопущенных» уже не столько к распоряжению основными благами общества, сколько к самому процессу их создания [67] См.: Marcuse Herbert. One-Dimensional Man. Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society, p. 53. теперь стали утверждать, что грядущему постиндустриальному обществу уготовано противостояние представителей нового и старого типов поведения . Речь шла прежде всего о людях, принадлежащих, по терминологии О. Тоффлера, ко «второй» и «третьей» волнам, индустриалистах и постиндустриалистах, способных лишь к повторяющейся материальной деятельности, и людей творческих. «Борьба между группировками „второй“ и „третьей“ волны, — писали О. и X. Тоффлеры, — является, по сути, главным политическим конфликтом, раскалывающим сегодня наше общество. По одну сторону — сторонники индустриального прошлого; по другую — миллионы тех, кто признает невозможность решать самые острые глобальные проблемы в рамках индустриального строя. Данный конфликт — это „решающее сражение“ за будущее». [68] Toffler, Alvin and Toffler Heidi. Creating a New Civilization: The Politics of the Third Wave, Atlanta (Ga.): Turner Publishing, 1995, p. 25. Подобного подхода, используя i термины «knowledge workers» и «non-knowledge people», придерживался и П. Дракер, указывавший на противоречие между ними как на основное в формирующемся новом обществе. [69] См.: Drucker Peter F. Managing in a Time of Great Change, Boston, Oxford: Butterworth-Heinemann, 1997, p. 205–206.

В дальнейшем, однако, и эта позиция была пересмотрена, когда Р. Инглегарт и его последователи перенесли акцент с анализа типов поведения на исследование структуры ценностей человека, усугубив субъективизацию современного противостояния как конфликта «материалистов» и «постматериалистов». По его словам, «коренящееся в различиях индивидуального опыта, приобретенного в ходе значительных исторических трансформаций, противостояние материалистов и постматериалистов представляется главной осью поляризации западного общества, отражающей противоположность двух абсолютно разных мировоззрении»; [70] Inglehart Ronald. Culture Shift in Advanced Industrial Society, p. 161. острота возникающего конфликта и сложность его разрешения связываются также с тем, что социальные предпочтения и система ценностей человека фактически не изменяются в течение всей его жизни, что придает противостоянию материалистически и постматериалистически ориентированных личностей весьма устойчивый характер. Характерно, что в более поздней работе Р. Инглегарт рассматривает эту проблему в понятиях противоположности модернистских и постмодернистских ценностей, [71] См.: Inglehart Ronald. Modernization and Postmodernization. Cultural, Economic and Political Change in 43 Societies, Princeton (NJ), Oxford: Princeton Univ. Press, 1997, p. 327. базирующихся, по мнению большинства современных социологов, на стремлении личности к максимальному самовыражению. В последние годы распространилось мнение, что современное человечество разделено в первую очередь не по отношению к средствам производства или материальному достатку, а по цели, к которой стремятся люди, [72] См.: Lyotard Jean-Francois, The Postmodern Explained, Minneapolis (Min.). London: Univ. of Minnesota Press, 1993. p. 79. и это разделение — самое принципиальное из всех, какие знала история.

Однако реальная ситуация далеко не исчерпывается подобными формулами. Говоря о людях как о носителях материалистических или постматериалистических ценностей, социологи так или иначе рассматривают в качестве критерия нового социального деления субъективный фактор. Но реальное классовое противостояние еще не определяется тем, каково самосознание того или иного члена общества, или тем, к какой социальной группе он себя причисляет. В современном мире стремление человека приобщитьси к постматериалистическим ценностям, влиться в ряды работников интеллектуального груда, не говори уже о том, чтобы активно работать в сфере производства информации и знаний, ограничено отнюдь не только субъективными, но и вполне объективными обстоятельствами, и в первую очередь — доступностью образования. Именно интеллектуальное расслоение, достигающее беспрецедентных масштабов, становится базой всякого иного социального расслоения.

Проблемы, порожденные информационной революцией, несводимы к технологическим моментам. Хотя некоторые исследователи отнеслись к возникающим проблемам вполне спокойно («Центр тяжести в промышленном производстве — особенно в обрабатывающей промышленности, — писал И. Дракер, — перемещается с работников физического труда к работникам интеллектуального. В ходе этого процесса создается больше возможностей для среднего класса, чем закрывается устаревших рабочих мест на производстве. В целом, он сравним по своему положи тельному значению с созданием высокооплачиваемых рабочих мест в промышленности на протяжении последнего столетия… он не порождает экономической проблемы, не чреват „отчуждением“ и новой „классовой войной“…» [73] Drucker Peter F. The New Realities: In Government and Politics, in Economics and Business, in Society and World View, Boston, Oxford: Rutterworth-Heinemann. 1989, pp. 183, 184. Д. Белл, Дж. К. Гэлбрейт, Ч. Хэнди, Ю. Хабермас, Р. Дарендорф и другие отмечали, что новая социальная группа, которая обозначалась ими как «низший класс (underclass)», [74] См.: Bell Daniel. The World and the United States in 2013, Ithaca (NY). London: Cornell Univ. Press, 1987, p. 27; Galbraith, John К. The Culture of Contentment, London, New York.: Penguin, 1993, p. 31; Handy, Charles. Beyond Certainty. The Changing World of Organizations, London: Arrow Books, 1996, p. 3. фактически вытесняется за пределы общества, [75] См.: Dahrendort Ralf. The Modern Social Conflict. An Essay on the Principles of Liberty, Berkeley (Ca.), London: Univ. of California Press, 1988, p. 160–162. формируя специфическую сферу существования людей, выключенных из прежнего типа социального взаимодействия. [76] См.: Habermas Jürgen. Toward a Rational Society, Boston: Beacon Press, 1970, p. 109. Наиболее далеко в таких утверждениях зашел Ж. Бодрийяр, заявивший, что низший класс представляет собой некую анонимную массу, которая в современных условиях уже неспособна выступать как самостоятельный субъект социального процесса. [77] См.: Baudrillard Jean. In the Shadow of the Silent Majorities, or The End of the Social and Other Essays, New York: Semiotext(e) 1983, pp. 18–19, 22.

Люди, составляющие сегодня элиту, вне зависимости от того, как ее называть — новым классом, технократической прослойкой или меритократией, — обладают качествами, не меняющимися под воздействием внешних социальных факторов. Не общество и не социальные отношения делают человека представителем господствующего класса и не они дают ему власть над другими людьми; сам человек формирует себя как носителя качеств, делающих его представителем высшей социальной страты . В свое время Д. Белл отмечал, что остается неясным, «является ли интеллектуальная элита (knowledge stratum) реальным сообществом, объединяемым общими интересами в той степени, которая сделала бы возможным ее определение как класса в смысле, вкладывавшемся в это понятие на протяжении последних полу па веков». [78] Bell, Daniel. Winding Passage: Essays and Sociological Journeys, 1960–1980, New York: Basic Books, 1981, p. 157. Принято считать, что источником таких сомнений выступает видимая демократичность информации и знаний, монополия на владение которыми невозможна. Однако доступ к информации и реальное обладание и оперирование ею — далеко не одно и то же. В отличие от всех прочих ресурсов, информация не характеризуется ни конечностью, ни истощимостью, ни потребляемостью в традиционном понимании, но ей присуща избирательность — редкость такого уровня, который и наделяет ее владельца властью «высшего качества» . Специфические черты самого человека, его мироощущение, условия его развития, психологические характеристики, способность к обобщениям, память и т.д. — то, что называют интеллектом и что служит формой существования информации и знаний, — все это является факторами, лимитирующими возможности приобщения к данному ресурсу. Поэтому власть и влияние замыкаются в узком круге людей — подлинных владельцев информации, социальная роль которых не может быть в современных условиях оспорена. Впервые в истории условием принадлежности к господствующему классу становится, не право распоряжаться благом, а способность им воспользоваться .