Сергей Катканов - Люди против нелюдей

Михаил Гордеевич Дроздовский был из тех, кто совершил невозможное. Революция застала полковника Дроздовского на Румынском фронте. Армии больше не было, признаки государства тоже нелегко было обнаружить, вокруг царили хаос и всеобщая растерянность, ни кому ни до чего не было дела. До них доходили слухи о том, что на Дону уже собираются белые воины, но слухи были слишком смутные, а Дон был слишком далеко. Некоторые командиры всё же начали формировать добровольческие части для того, чтобы вступить в борьбу с большевиками, Дроздовский сразу принял в этом активное участие. Дело шло с большим трудом, офицеры не хотели присоединяться к «авантюре» и понять это не сложно — власти нет, страны нет, за что воевать — не ясно. Хотелось ли, пережив тяжелейшую германскую войну, вновь под пули?

С большим трудом удалось поставить под ружьё несколько тысяч человек, и тут последовало предательство отцов-командиров. Генерал Кельчевский с ведома генерала Щербачева 24 февраля 1918 года издал приказ об аннулировании данных офицерами обязательств и о роспуске частей добровольческого корпуса. Разом рухнуло всё. Офицеры, и так не горевшие желанием воевать, в основной своей массе разбежались. После этого любая инициатива была обречена на заведомый провал, но полковник Дроздовский отказался подчинятся приказу, сумел сплотить вокруг себя около пятисот офицеров и предложил этой горстке героев пробиться на Дон к своим, даже не зная, есть ли они ещё, эти свои. А от Дона их отделяло 1200 километров. И даже просто выступить в этот поход им не давали румыны. Тут у кого угодно руки отпустились бы. Но дроздовцы сумели пробиться сквозь заслоны румынских войск, пытавшихся их разоружить, и 26 февраля вышли в поход.

Генералам на Дону было неизмеримо легче, они вместе оказались в Быховской тюрьме, они поддерживали друг друга своей верой, к тому же это были люди, известные всей армии, их авторитет в военной среде сам по себе был знаменем. Дроздовский был совершенно один, и это был безвестный полковник. Позднее офицер-дроздовец писал: «Казалось, было от чего пасть духом. Легко идти на подвиги посреди всеобщего подъема и сочувствия, бесконечно труднее, когда кругом — равнодушие, неверие, маразм… Разве не сказкой кажется теперь поход отряда дроздовцев, которых впереди ждала полнейшая неизвестность? Впереди — тысяча верст пути, широководные преграды, весенние разливы, столкновения с врагами внешними и внутренними и край, взбаламученный до дна… Впереди — надвигавшиеся наперерез эшелоны австро-германцев. И со всех сторон ползующие слухи о падении Дона и гибели Добровольческой армии».

Они шли в непрерывных боях с большевиками, по отношению к немцам вынужденные постоянно лавировать — и тактически, и политически. Одно неосторожное движение — и немцы увидели бы в них врагов и, не напрягаясь раздавили бы горстку русских героев. Другое неосторожное движение — и в них увидела бы врагов Россия, если бы они стали союзниками немцев. Дроздовский решительно дистанцировался от немцев, не принимая от них ни какой, много раз предлагаемой помощи, одновременно делая всё для того, чтобы немцы не восприняли их, как угрозу. Дроздовскому удалось пройти по лезвию ножа. Однажды немецкий офицер сказал ему: «Как храбро вы сражались со столь превосходящими силами противника. Мы не рискнули бы с нашими много большими силами идти против них».

В этом походе произошло чудо: горстка героев не только не растаяла на бескрайних просторах обезумевшей страны, но и численно выросла, достигнув тысячи человек, к тому же они оказались хорошо обмундированы и вооружены, имея даже броневики. Прибыв на Дон, Дроздовский сходу атаковал Ростов. Город взять не удалось, но, оттянув на себя силы красных, дроздовцы спасли от падения Новочеркасск, куда вскоре и вошли, как спасители. Очевидец тех событий вспоминал: «Не забыть этот яркий солнечный день, когда по дороге среди бесконечных донских полей часть за частью подчеркнуто стройно проходили запыленные и загорелые дроздовцы — долгожданная братская сила».

Генерал Алексеев, поклонившись героям, сказал: «Спасибо вам, рыцари духа, пришедшие издалека, чтобы влить в нас новые силы».

Михаил Дроздовский был не просто удивительным, а уникальным человеком. Таких людей очень трудно понять, но надо хотя бы попытаться. О нем вспоминали:

«Нервный, худой, полковник Дроздовский был типом воина-аскета, он не пил, не курил, не обращал внимания на блага жизни, всегда — от Ясс до самой смерти — в одном и том же поношенном френче, с потертой георгиевской ленточкой в петлице (он из скромности не носил самого ордена). Всегда занятой, всегда в движении. Трудно было понять, как он находит время даже есть и спать».

«У всегда плотно сжатых губ Дроздовского была горькая складка. Что-то влекущее и роковое было в нем. Глубокая сила воли была в его глуховатом голосе, во всех его сдержанных движениях. Точно бы исходил от него неяркий и горячий свет… В бою Дроздовский был всегда там, где просто нечем дышать».

А сам он писал в своем дневнике 16 мая 1918 года: «Я безумно устал, измучился этой вечной борьбой с человеческой тупостью, инертностью, малодушием. Какое постоянное напряжение силы воли, какой гнет ответственности, какая тяжелая, почти безнадежная борьба. Скоро, вероятно, придется идти дальше по нашему тернистому пути, но в то же время и по пути чести».

Так начинаешь чувствовать, что Дроздовский — не просто храбрый, талантливый, харизматичный командир. Это настоящий трагический герой. Такие люди, как он, созидали и разрушали царства, при этом ни кто и ни когда не знал их души, и мало кто догадывался, с какими искушениями им приходится бороться.

Отряд Дроздовского до соединения с армией Деникина пробыл в Новочеркасске месяц. Вот тут-то искушения и начались. Атаман Краснов, словно Мефистофель, соблазнял Дроздовского, упрашивал его не покидать Новочеркасск. Краснов порочил Добровольческую армию и её вождей, уговаривал Дроздовского отколоться от армии, остаться на Дону и самому возглавить добровольческое движение под общим руководством Краснова.

Михаил Гордеевич устоял перед искушениями мелкого донского беса, но со своей всё растущей славой он ни чего не мог поделать. Добровольцы валили к нему валом. Преимущественно к нему, а не к Деникину, который находился неподалеку. Через месяц его отряд насчитывал уже около 3 тыс. чел. Это при том, что вся Добровольческая армия была тогда около 6 тыс. чел. Дроздовский прекрасно понимал, что от его решений зависит судьба белого дела. Он признал над собой власть Деникина, но … до конца ли он её признал? Отныне это был уже не столько кадровый офицер, сколько герой, который держит в своих руках нить судьбы. Как Ахиллес, который, конечно, признает Агамемнона вождем, но горе Агамемнону, если Ахиллес на него обидится.