Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6595 ( № 16 2017)

насельники вершат,

Мне видится – отходит пароходик,

Как от больного грешная душа.

Они ушли… Они вернулись прахом,

Но мысли их, заветы живы в нас.

Нетленными мощами патриарха

Вернётся Русь, настанет светлый час.

Так говорят: кто ищет, тот обрящет,

Ищу тебя, не ведая времён,

Страна моя, о Родина скорбящих,

Иду к тебе Донским монастырём.

Калёный уголёк в ладонях богаВыпуск 8 (17)

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Поэзия

Теги:Крым , поэзия

Любовь Василенко

Любовь Василенко – поэт, член Регионального Союза писателей Респуб­лики Крым. Публикации в изданиях «У Времени на юру», «Брега Тавриды», «Литературный Крым», «Лицом к лицу», «Отражение» (Донецк), «Киевская Гринландия», «Песни Южной Руси» (Киев); «Эолова арфа» (Москва), «Литературная газета» (Москва), в интернет-журналах «Пролог», «Кольцо-А». Живёт в Керчи (Крым).

* * *

Когда щебечут птицы

вразброд и невпопад,

с гармонией той слиться бы

и превратиться в сад! –

расхристанных регистров

органный звукоряд,

где певчие меж листьев,

как яблоки висят...

Душой своей незрячей,

помятой, как гармонь, –

пронзённых светлым плачем

блаженных тех не тронь!

Когда они рыдают,

срывая счастье в крик, –

кто знает? – Бог весть знает –

за что нам – этот миг...

* * *

Квашня и глина.

Мёртвый перегной.

Простая грязь.

Подножная подлога.

А ты почуй,

прижавшись к ней щекой

тот ропот

внутренний,

тот непокой;

всё, чем так дорога

её дорога.

Натоптыши коры

из края в край,

тем пролежням

под пластырем асфальта,

не зарасти,

хоть в гипс ты закатай...

Она ни в чём,

ни в чём не виновата.

Она сносила нас,

мы ей малы.

Смотри: ей тесно,

туго там, внутри,

под нами...

Мы продали её

из-под полы.

И судный день явился,

как цунами.

Он не спешит.

Он смотрит между век

приспущенного неба,

карантинно

сканируя утробину души,

беременную демоном

тротила.

Здесь кровохлёбка

нефтяной смолы

безлична злом во злато;

остальное –

лишь бредни СМИ,

лишь хроника войны,

лишь клиника страны,

и паранойя...

Земля у ног,

ты Феникса зола.

Калёный уголёк

в ладонях Бога.

Вновь расцветая,

Не попомни зла,

чтоб нам пожить

хотя б ещё немного.

* * *

А этот куст,

а этот куст –

престольно чужд,

бомжацки пуст.

Живой

дырявый абажур

на остановке

между урн –

он сам себя

в кулак зажал.

Скорёженно

ежовый шар.

А в том сцеплении

когтей,

за повиликою

ветвей –

янтарный отблеск

фонарей,

как лунный свет

души моей.

* * *

А веришь?

Я будто стала

выше

без пьедестала.

Скользкого,

как маргарин.

Ведь,

что ни сотвори, –

того добра отпечаток

(что без боксёрских перчаток

с улыбкой

выходит на ринг,

и –

«глюпости»

говорит) –

из-под любого слоя

золота наносного

светится инородно,

юродиво

и не модно.

А мне

просто легче стало

без когтей горностая,

что с чужого плеча

душу давил

урча.

Да не о том всё речь.

Мне повезло сберечь…

Я о любви:

лови! –

простенький

мой

наив.

„Пастушья городская пастораль...“Выпуск 8 (17)

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Поэзия

Теги:Крым , поэзия

Татьяна Шорохова

Морской прибой

Здесь никогда не бывает покоя и тишины.

Волны отмечены общей судьбою – первой волны.

Пены кисейной подвижный орнамент выткан не в ряд.

Мелкие камешки над валунами в небо летят.

В брызгах солёных, в области риска – дерзки лучи.

В них расцветают цветы тамариска и алычи.

Грохот и шорох, шелест и шёпот – песни волны –

в напоминанье былого потопа людям даны.

И в восхищенье, и в ликованье, в дар за труды –

безостановочное колыханье крайней воды.

В марте на море не наглядеться, и в сотый раз

падает радость с уровня сердца к уровню глаз.

Осколок детства

То чмокаю сладко, то губы кривлю,

пыхчу деловито носом,

нектар добывая, подобно шмелю,

из чашечек медоносов.

Я, каждый цветок различая на вкус,

певучим пронизана ладом

и с травами, где муравьём копошусь,

и с оперённым садом.

О луч ударяясь, сверчит тишина,

и бабочка знает хуже,

чем я, непрочтённые письмена,

что рядом ползут и кружат.

Мой рай в колыбельных ладонях тепла

цветаст, бесконечен, сочен.

И я не ребёнок. Я просто пчела.

И мне это нравится очень.

Предназначение слова

Не только для услады слуха! –

в стихах слова –

ладьи для переправы ДУХА

в мир ВЕЩЕСТВА.

* * *

И жмот – подаст, и жулик – не обманет,

и, может быть, бесстыдным стыдно станет

в последний день, в последний миг Земли,

но будет поздно, будет слишком поздно,

когда сорвутся и погаснут звёзды,

и всех настигнет огненный прилив.

Ну а пока без толку и без меры

везде снуют наложницы Венеры,

и рад им жулик, да и жмот охоч.

И пьяно спит утопленный в стакане,

и девочка вскрывает вены в ванне,

хотя счастливой быть совсем не прочь.

Чего не встретишь по дороге в люди!

И потому неброско сердце любит

Того, Кто стал среди земных стихий

и этим жмотам, жуликам и прочим,

и этим девкам – юным и не очень –

за покаянье отпустил грехи.

Букашка

С делами рядом – шито-крытыми, –

на небо глядючи в упор,

лежит букашка, мной убитая.

Лежит, как смертный приговор.

И для меня всего ужаснее,

что я имею дело к ней:

– Зачем ты вылезла, несчастная,

навстречу лютости моей?

Ты безымянная, безличная! –

шепчу, но подступает страх.

И дело вроде бы обычное

вселенский приняло размах.

За право – с лёгкостью расправиться –

в мои пределы входит смерть.

И начинает сердце каяться

и о содеянном жалеть.

С изящными, в разводах, крыльями –

созданье Бога – не моя, –

букашка, ты зачем явилась мне

на хрупкой грани бытия?

Зачем с тобою будем квиты мы

у запредельности кончин?..

В томах, с делами не закрытыми,

на это есть ответ один:

по тельцу с тонкими полосками

меня выводишь ты на свет,

чтоб поняла я, смертоносная,

что дело не в букашке. Нет…

* * *

Не смотри на меня, двуликую, –

дожилась, и любовь – лиха мне! –

обовью тебя повиликою,

придавлю тебя серым камнем.

Я кажусь тебе птицей белою,

высоко над землёй парящей,

но несчастным тебя я сделаю,

коли встретишься с настоящей.

Обойди стороной мудрёную,

чтоб не стала тебе постылой…