Газета Завтра - Газета Завтра 603 (24 2005)

Власть боится современного искусства, которое всё, и "левое" и "правое", с отвращением относится к персонажам сегодняшней жуткой "путинианы". Сам Путин — излюбленный карикатурный герой постмодернистских творений. Ни один либерал не стал положительным героем в прозе реалистов. Весь пафос современного искусства, едкого, ищущего, бескомпромиссного, направлен против нынешней власти. И на этом фоне власть присуждает помпезную Государственную премию Ахмадулиной. С тем же успехом ее можно было присудить мумии Нефертити. Находящаяся в поэтической коме, принадлежащая хрущевскому времени, она вдруг оказалась под капельницей кремлевских милостей, — символ того, что кремлевская культура — это культура склепа, музея, исторического чулана, захламленного вышедшими из употребления вещами. Недаром арбитром этих государственных присуждений является камергер Пиотровский — директор самого большого в России склада отживших предметов. Ну и, конечно, неистребимый Швыдкой, "культурный революционер" с целлулоидным сознанием.

Культура — там, где жутко горит "вольтова дуга" современности, и художник берет ее обнаженной рукой и рисует ею картины, пишет романы, испытывая нестерпимую боль своей сгорающей плоти.

Присоединяемся к хору народных поздравлений, чествующих Илью Сергеевича Глазунова в день его семидесятипятилетия, пронесшего эту разящую "вольтову молнию" через всю жизнь, озарившего ею глубины русской истории.

ДЗАСОХАЮЩАЯ «ВЕРТИКАЛЬ»

Ирина Костикова

ДЗАСОХАЮЩАЯ «ВЕРТИКАЛЬ»

Уход Александра Дзасохова с поста руководителя Северной Осетии не менее символичен, чем его недавнее возвращение "во власть". Старый горбачёвец выплыл из мутной путины политического небытия, как знак новой постсоветской стабильности. Путинский истеблишмент любит поиграться с символикой советской эпохи: придумать новый текст старому гимну, поговорить о возвращении исторического имени Сталинграду и Железного Феликса на Лубянскую площадь. Однако эта декоративная "преемственность" переигрывает любителей политического дизайна, потому что таит в себе гораздо более глубокий, роковой смысл.

Такой человек, как Александр Дзасохов, был и остался весьма специфическим продуктом противоречивой советской эпохи. Её разнообразными, противоположными по смыслу явлениями были Сталин и Горбачёв, Шолохов и Пастернак, Юрий Гагарин и Андрей Сахаров. Дзасохов был кем угодно, только не идейным коммунистом, готовым на лишения, муки и смерть ради счастья трудового народа. Старый партиец горбачёвско-перестроечного призыва, византийский интриган, лукавый царедворец научился ловко обслуживать власть. Его либерал-бюрократические навыки оказались одинаково оценены и Михаилом меченым, и Владимиром невзрачным.

Временное возвращение во власть верного сподвижника форосея-форосёнка действительно знаменовало собой преемственность режима Владимира Путина с советскими временами. Только весьма своеобразным образом — не с эпохой динамичного подъёма и расцвета "русского социализма", а с временами его гниения и упадка. У Михаила Горбачёва были Чернобыль, посадка самолётика Матиаса Руста у Кремля, кровавые националистические погромы в Карабахе-Сумгаите-Фергане. У Владимира Путина — гибель подлодки "Курск", пожар на Останкинской телебашне, затопление космической станции "Мир", война в Чечне, взрывы жилых домов в российских городах, "Норд-Ост", Беслан… И у обоих президентов был Александр Дзасохов.

Совпадение политического дизайна и властных персон не случайно: горбачёвские и путинские времена совпадают тем, что политическими "понтами" прикрывают реальную политическую, экономическую, культурную и нравственную деградацию общества. Но картонные декорации, потёмкинские деревни, потешные полки, весь позлащенный морок "властной вертикали" и "выдающиеся администраторы" разлетаются в пух и прах при столкновении с грозовыми реалиями эпохи бурь и революций.

Ну куда, куда попал этот бедный Дзасохов? В пекло Кавказа, в жерло пробуждающегося Везувия, на пороховую бочку, на "российские Балканы". Туда, где нужны великие политики, гении, народные герои, а не ловкие чиновники, способные лишь ублажать "верхи" извивами гибкой талии. Отрезвление грянуло внезапно, громово, кроваво: Беслан! Террористы захватили городскую школу с учащимися и учителями, выдвинули политические требования: переговоры с федеральным правительством, вывод российских войск с северного Кавказа…

В адском пекле Беслана Александр Дзасохов оказался идеальным путинским чиновником, горбачёвским "сдавальщиком" всего и вся. Не был, не состоял, не числился, с террористами в переговоры не вступал, лично на место происшествия вовремя не прибыл. Кто бы лучше воплотил на местах такие черты тактики федеральный властей в те роковые дни, как пассивность, некомпетентность, невнятность целей? "Первый ингуш" Мурат Зязиков оказался "вне зоны доступа", а Александр Дзасохов проявил способности к высшему пилотажу: связаться можно, а добиться чего-то вразумительного нельзя. Так "идеальный проводник" воли центральной власти Александр Дзасохов сумел только помочь явственно проявить её полную несостоятельность.

Кавказ был и остаётся не только секретным ключом прихода к власти Путина, но и сокровенной тайной, "кощеевым яйцом" её конца. "Вторая чеченская" проложила Владимиру Путину ковровую дорожку к российскому президентству, но нынешнее обострение межнациональных отношений и антироссийских настроений на Северном Кавказе может стать началом его политического конца. Это великая и главная угроза не только президентству, но и послепрезидентскому бытию нынешнего "первого". Ельцинские пенсионные привилегии, роскошная "послежизнь" в Лондоне, или же — Гаага, или, ещё того хуже, новый Нюрнберг… в Беслане?! Ключи от дверей к этой тайне оказались доверены "лучшим из лучших" кадров, таким как Александр Дзасохов.

Грозным испытанием для федеральных властей и их представителя в Северной Осетии стал не только сам Беслан, но суд над единственным оставшимся в живых террористом Нурпашой Кулаевым. Во время осады захваченной террористами школы бездействие и нерешительность "квалифицированных специалистов" породили самодеятельное вооружённое выступление осетин. Неожиданные — или тщательно режиссированные? — откровения "последнего свидетеля" звучат для Путина как огненные "мене, текел, фарес" на пиру Валтасара. Ну почему, почему его не убили, как при попытке захвата — Аслана Масхадова, как в тюрьме — Салмана Радуева, как это, наверное, случится с Шамилем Басаевым? Насколько такие враги удобнее мёртвыми… А, ч-ч-чёрт, ладно, "ополченцы" же осетинские его взяли, но как службисты его живым до процесса довели?