Газета Завтра - Газета Завтра 21 (1173 2016)

В конце концов, он заслужил своё право на независимое мнение. Кто с ним может поспорить? Разве что боевые товарищи, сослуживцы, но они, насколько я знаю, в большинстве своём тоже не сторонники продолжения войн. Недаром даже боевого генерала, героя войн, лидера Израиля убил правый еврейский националист за его миролюбивую политику. Надо самому пройти такой путь, чтобы быть уверенным в своей правоте.

"По образованию я историк, — пишет Влад Ривлин, — закончил университет ещё до распада СССР. В 1991 году эмигрировал в Израиль. Здесь в моём сознании произошла радикальная переоценка ценностей. Конечно же, не в течение одного дня и даже не одного года. То, что воспринималось мною как истина в последней инстанции — все сионистские догмы и либеральные клише — оказались жалкой пропагандой, которая, как яд, разрушала наше сознание и семью. Приход к Православию и духовное возвращение к России спасли меня и дали стимул к творчеству. А в остальном я — это то, что я пишу".

А пишет он замечательно, никакой риторики и дидактики, живые человеческие образы.

Благодаря его прозе я прочувствовал, каково быть русским в Израиле. Даже русским евреем. "Весь этот сброд считал себя вправе третировать нас только за то, что мы "русские". Ни в одном самом кошмарном сне я не мог себе представить, что недалёкие и малограмотные раввины подвергнут нашу семью столь унизительным проверкам на еврейство! Мы и представить себе не могли, что подобное варварство могло существовать где-то ещё, кроме Третьего Рейха! Ненависть и зависть местного сброда друг к другу и к окружающим, их чувство ничем не обоснованного превосходства и ненасытная жажда к стяжательству на фоне хамства и убогой колониальной архитектуры превратили нашу жизнь в ад, но вместе с тем произвели переворот в нашем сознании."

Он много и тяжело работал бок о бок с местными арабами, получая такие же гроши. Общность судьбы и дала возможность понять суть противостояния. В конце концов, вместе с еврейскими спекулянтами их нещадно экспуатировали и арабские магнаты. Война лишь обогащает местные элиты и отвлекает внимание граждан от реальных проблем. Не даёт объединиться всем вместе — и арабам, и евреям.

В своих рассказах и повестях Влад Ривлин и пишет об общей несправедливости, о выживании в этой немилосердной жизни. В один ряд становятся живые образы и израильского солдата, и бедняка-араба, и ненужного никому русского эмигранта. Он и на самом деле в Израиле стал сегодня, пожалуй, самым "неудобным русским".

Интересные сюжеты, сильные характеры, чёткая идея. Герой остаётся один на один с экстремальными ситуациями, со смертью, и никто не скажет, кто в этой схватке победит. После чеченских войн у нас тоже появилась подобная проза — и Александра Проханова "Чеченский блюз", и Захара Прилепина "Патологии"… Жаль, не появилось подобных писателей на нынешней Украине, боятся посмотреть правде в глаза.

На мой взгляд, Влад Ривлин — один из лучших русскоязычных писателей нашего времени.

Будем надеяться, что из военного писателя он перейдёт вместе с мирной жизнью в другой разряд литераторов. Пора обратить на него внимание и нашим ведущим издательствам, хотя, думаю, либералам засевшим в наших СМИ, его проза будет не угодна, чересчур скандальна, не та трактовка войны. Впрочем, либералы могли бы и сами отправиться в Израиль и повоевать в израильской армии, может, и на них нашло бы прозрение? Пришло бы понимание того, как жить десятилетиями в обстановке непрекращающейся войны и не падать духом.

Закончу свои заметки о яркой и самобытной прозе Влада Ривлина вновь отрывком из его собственных размышлений о прожитых годах: "С первых дней своего пребывания в Израиле я был поражён силой ненависти к нам, царившей в израильском обществе. Навсегда мне запомнилось, с каким презрением и злорадством произносились здесь слова "Русия" и "русим".

А ведь сколько было говорено об антисемитизме до отъезда! "Здесь нас будут ненавидеть всегда, а вот в Израиле…" В Союзе мне приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма, но так, как в Израиле, меня ещё нигде не ненавидели! Помню, как в раввинате молодой раввин в течение часа с пристрастием иезуита допрашивал меня, пытаясь выявить обман в моих ответах и добыть доказательства моего нееврейства: "Кто может подтвердить твоё еврейство? Как звали твою бабушку со стороны матери? Что написано на могиле твоей прабабушки?"…

Лично мне помогли выжить образование и опыт работы, полученные в СССР, где меня учили не только специальности. В первую очередь меня учили самостоятельно мыслить, развивали во мне критическое чутьё, готовили из меня учёного, а не ремесленника…

Мне очень повезло в том, что я учился в СССР. Таких учителей, как в Союзе, которые вкладывали в свой труд не только собственное время и опыт, но и душу, я, увы, в Израиле не встречал. Новая действительность стала для меня толчком к переосмыслению моих взглядов на жизнь. Особую роль в этом сыграла работа с палестинскими арабами…

И хотя за время своей жизни в Израиле я полюбил мудрость древнего иврита, самобытную ивритскую культуру — уникальное явление, оставшееся, к сожалению, не замеченным даже многими из самих уроженцев страны, не устаю восхищаться удивительной природой и историей этой древней земли, и многие события в повседневной жизни я воспринимаю неравнодушно, либо с радостью, либо с досадой, выражая своё возмущение или одобрение, потому что это уже моё, — тем не менее я не намерен отказываться от того, чему меня учили и воспитывали во мне с детства.

Поэтому я осознаю себя не просто евреем, а советским евреем — потомком тех, кто строил и защищал великую страну — Советский Союз. Причём сначала советским, а потом уже евреем.

В общем, действительность всё расставила по своим местам".

Вещь как смысл

Галина Иванкина

Салон дизайн Культура Общество

выставка «Визуальный и промышленный дизайн в Германии 1920-х — начала 1930-х годов»

"Время —

вещь

необычайно длинная".

Владимир Маяковский

…На волне Перестройки сделалось модным сравнивать творческие искания предвоенного СССР с художествами нацистской Германии. Наглость захлёстывала, переливаясь через край: ангажированные писаки и борзые гуманитарии наперебой доказывали, что советская эстетическая программа ничем не отличалась от гитлеровской. Появился штамп "тоталитарное искусство" — этим тавром отмечали всё и вся: картины, фильмы и даже барочные вазоны ВДНХ. Любое упоминание о культе спорта в СССР влекло за собой непременное упоминание о фильме Лени Рифеншталь "Олимпия", а гитлеровское почитание Фридриха Великого тут же соотносилось со сталинским культом Ивана Грозного и Петра Великого. Всякое лыко — в строку. Сколько-нибудь грамотный человек и тогда мог увидеть, что общего куда меньше, чем отличий, а пресловутый культ тела в 1930-х годах царил во всех странах мира, а не только в СССР и Германии. Помнится, на скандальную выставку "Москва — Берлин" 1996 года многие ломились исключительно за тем, чтобы сличить их атлетов-солдат-пейзан с нашими и приравнять шпееровские пилястры — к иофановским. Зрители пожимали плечами: ни темы, ни стили, ни сам дух не совпадают, а пилястры — они и на Марсе всего лишь пилястры. Однако в истории русского и немецкого искусства всё же был один период, когда мы шагали в едином направлении. Это 1920-е и начало 1930-х годов; тот, кто добросовестно изучил все экспонаты "Москва — Берлин" (а не бежал в залы "тоталитарных диктатур"), должен это помнить. Эра динамичной революционности и рациональной осмысленности. Любимые слова 1920-х — начала 1930-х годов: машина и вещь.