Нил Гейман - Вид с дешевых мест (сборник)

Каждая из этих страниц – подарок, от Энтони вам, и они содержат истории, что идут в комплекте с подарком, от того, кто ходил во тьму, но теперь стоит на свету, готовый поделиться этими историями с вами.

Это было предисловие к книге Энтони Мартиньетти «Возлюбленные демоны». Энтони умер от лейкемии в июне 2015 года – дома, окруженный самыми своими любимыми людьми. Мы были там, его семья и друзья, вокруг его постели. В тот миг, когда он нас покинул, я держался за беременный живот Аманды и чувствовал шевеления ребенка, которого мы назовем в честь Энтони.

Металлический барак в Азраке, иорданском лагере для беженцев. Мы сидим на циновках и беседуем с супружеской парой, живущей здесь вот уже две недели, со дня открытия лагеря. Абу Хани [109], красивый мужчина лет под пятьдесят, смотрит испуганно, словно побитая собака. Он заметно робеет. Его жена, Яльда, говорит охотнее.

На полу – кувшин с водой. Это весь их запас. Мы уже умудрились дважды перевернуть его – и каждый раз извинялись, как могли, и чувствовали себя просто ужасно, потому что за водой, до кранов, вмурованных в бетонную стену на углу лагеря, надо идти не меньше пяти минут под палящим солнцем. Пустынный воздух высушивает тонкий коврик в считанные секунды.

Супруги рассказывают нам, почему они бежали из Сирии. Абу Хани когда-то был владельцем маленького супермаркета, но «чиновники», державшие власть у них в городе, разгромили магазин, испортили часть продуктов, а остальное попросту отобрали. Абу Хани потратил все свои сбережения, чтобы восполнить ассортимент, но не успел он открыться снова, как «чиновники» снова вынудили его закрыть магазин – уже навсегда.

Людей убивали на улицах. В местных новостях показывали тела погибших, чтобы родственники могли их опознать; однажды Абу Хани увидел по телевизору отрезанную голову своего двоюродного брата.

Но чаще родные и близкие просто исчезали бесследно. Братья Яльды поехали в больницу сдать кровь для своего новорожденной племянницы, которой делали открытую операцию на сердце. Их остановили на блокпосте и стали допрашивать, куда они везут кровь. До больницы они так и не доехали – и больше их с тех пор никто не видел. Я не стал спрашивать, что случилось с племянницей. Яльда говорит, что ее мать сошла с ума и стала беспрестанно ходить от больницы до полицейского участка и обратно, спрашивая о сыновьях. В конце концов, полицейским это надоело, и они просто объявили братьев Яльды погибшими.

Абу Хани и Яльда рассказывают, как они переходили границу с Иорданией. Как они пытались выбраться из города, не дав взятки офицеру на пропускном пункте, и как Абу Хани привели в кабинет и там жестоко избивали на протяжении полутора часов, прямо на глазах у жены и детей. У них отняли все деньги и отпустили совершенно измученными, избитыми в кровь и без гроша в кармане.

«Каждое утро мы просыпались и радовались, что все еще живы, а каждый вечер засыпали, не зная, проснемся ли утром. Сейчас в Сирии так много способов погибнуть», – говорит Яльда. Их родные и близкие пропадали без вести, попадали в тюрьмы, гибли от рук убийц и от взрывов.

Супруги заняли денег у друзей и снова отправились на пропускной пункт. На сей раз они дали тому же самому офицеру большую взятку, и он отсалютовал им на прощание. На границе с Иорданией они оказались с пустыми руками.

«Я очень боялась иорданских пограничников, – говорит Яльда. – Я думала, если уж в Сирии военные такие жестокие… Но когда мы перешли, иорданцы стали помогать нам и встречали нас с улыбками». Она рассказывает, как пограничники дали им печенья, воды и одеял – эту гуманитарную помощь поставляет комиссия ООН по делам беженцев. «Когда я добралась до лагеря, у меня было такое чувство, что я снова стала маленькой и вернулась домой, к маме», – говорит Яльда.

До той минуты я и представить себе не мог, чтобы лагерь Азрак мог показаться кому-то родным домом. Он похож на город-призрак. Открылся он в конце апреля, и сейчас в нем проживает около 4000 человек, но вообще этот квадратный участок, застроенный металлическими бараками, способен вместить 130 тысяч временных обитателей. Выглядит он на редкость негостеприимно: единственный признак жизни или хоть какой-то индивидуальности – белье, развешанное на веревках между строениями.

Абу Хани и Яльда получили работу в лагере. Яльда встречает новоприбывших, Абу Хани работает носильщиком (хотя люди знают, что у него больная спина, и не дают ему носить слишком тяжелые вещи). Они пытаются накопить хоть немного денег, чтобы купить новые слуховые аппараты: двое из четверых детей в семье – глухие. Особенно родители волнуются за пятилетнюю дочь: если она слишком долго проходит без слухового аппарата, то может забыть, как говорить даже те слова, которые уже выучила.

Мы идем за водой – наполнить канистры и кувшин. Но вода в резервуарах закончилась. Теперь остается ждать, когда приедут грузовики снабжения. Иордания – четвертая в списке самых засушливых стран мира; воду в лагерь привозят из дальних скважин.

Сирийский кризис – мятеж, переросший в гражданскую войну и превратившийся в кошмар, – породил волну беженцев, как это бывало всегда, со времен первых войн и первых поселений. Люди бросают свои дома (если у них еще остались дома) и бегут куда глаза глядят – лишь бы оказаться в безопасности.

За последние два года Сирию покинуло более двух с половиной миллионов человек, и более шестисот тысяч из них приняла Иордания. Народ и правительство Иордании проявили исключительную щедрость. Сейчас в этой стране проживает шесть миллионов человек: сирийские беженцы составляют десять процентов от всего населения. Это как если бы Британия, например, приняла шесть с половиной миллионов беженцев.

Сирийцы бегут в Иорданию потому, что с этой страной их связывает общий язык, общая культура и, зачастую, родственные узы, а еще – потому, что так исторически сложилось. Иордания издавна принимает беженцев из разных стран – Палестины, Ирака, Кувейта. Некоторые из них потом даже возвращаются домой.

Комиссия ООН по делам беженцев не одобряет лагеря. Деньги, которые тратятся на поддержание инфраструктуры лагерей, эффективнее было направить на прямую поддержку людей, живущих в нормальных домах. Но города и деревни переполнены: каждый день в страну прибывает около тысячи новых беженцев, так что без лагерей не обойтись. Первый из них, лагерь Заатари, пришлось разворачивать в срочном порядке, буквально за две недели. Первоначально он был рассчитан на пять тысяч человек, но сейчас разросся до ста тысяч.

Перед поездкой я пытался представить себе, на что будет похож лагерь беженцев. Наверное, несколько рядов палаток в чистом поле. Точнее, в пыльном поле – ведь лагерь будет в Иордании, а там очень сухо и пыльно. И поле, конечно, будет большое – ведь беженцев много. Но я и представить себе не мог, что увижу целые города. Если Азрак – это город-призрак из одинаковых белых бараков посреди пустыни, залитой кремниевой лавой, то Заатари – хаотичный и действительно очень пыльный город из палаток и маленьких домов-коробок. Все уличные фонари там обвешаны связками проводов: люди воруют электричество, чтобы освещать свои дома, заряжать телефоны и смотреть телевизор. Киллиан Кляйншмидт, представитель комиссии ООН по делам беженцев, то есть, грубо говоря, мэр этого «города» со стотысячным населением, просто смирился с тем, что ему каждый месяц приходят счета на 500 тысяч долларов. Сейчас он занимается установкой щитков на фонари, чтобы доморощенные электрики могли промышлять без риска для жизни, и уговаривает людей следить за тем, чтобы в дождь эти связки проводов не свисали до самой земли. Дома в Заатари часто передвигают с места на место: сооружают тележки из бывших опор заграждения, втаскивают на них дом и катят по улицам, а встречные мальчишки запрыгивают на тележку, чтобы прокатиться, как на ярмарочном поезде.